Федерико Гарсиа Лорка - Марьяна Пинеда

Марьянита!

Еще раз… крепче!

А теперь меня!

Ах, милые!

Скажи, не приносили
письма мне?

Нет.

Ах, как ты молода
и хороша

Увы, уж мне за тридцать!

А кажется, что ей пятнадцать лет.

Ампаро! Я вдова с двумя детьми.

А как они?

Сейчас пришли из школы,
играют, верно, на дворе.

Пойду
взгляну на них. Не дай-то бог, в фонтане
они измокнут. До свиданья, дочки!

Ах, до свиданья!

Что ваш брат Фернандо?

Он обещал зайти сюда за нами,
чтоб повидать тебя.

Он надевал
свой новый голубой сюртук. Ты знаешь:
все, что надето на тебе, ему
так нравится, он хочет, чтоб и мы
так одевались, и еще вчера…

Да, да, вчера сказал, что у тебя,
в твоих глазах… Как дальше, я забыла.

Ты дашь мне говорить?…

Сейчас… сама
я вспомнила: сказал – в твоих глазах
как будто вечно пролетают птицы…

И трепет дивный, как в воде той темной,
что миртами навек полонена,
иль лунный столб, играющий в пруду,
где алый сон сребристой снится рыбке.

Ты слышала? Все выдумано ловко!

Да нет же, это он…

Как хорошо
мне рядом с вами, милые мои!
Ваш детский смех мне согревает душу.
Так, вероятно, весело встречает
большой подсолнечник зарю на небе,
когда на стебле ночи расцветает
подсолнечник светила золотого.

И так же весело старушке дряхлой,
когда ей кажется порой, что солнце
заснуло на руках ее, и тихо
она его ласкает и не верит,
что ночь в звездах уже встает над домом.

Как ты грустна сегодня!

Что с тобою?

Клавела, он не приходил, скажи?

Сеньора, нет, никто не появлялся.

Ты ждешь гостей? Ну, мы тогда уходим.

Скажи нам прямо, мы мешать не станем.

Смотрите, девочки, я рассержусь!

А ты меня совсем и не спросила
о том, как в Ронде я жила,

Да, правда,
ты ездила туда. Ну как, довольна?

Да, очень, очень. Там весь день танцуют.

Пойдем, Ампаро!

Нет, расскажи мне,
как ты жила там. Если бы ты знала,
как нужен мне сейчас твой свежий смех!

Марьяна, принести тебе роман?

Ты лучше принеси ей бой быков
и блеск арены знаменитой Ронды.

Садись.

Была на бое ты быков?

Была.

Корриды пышней не запомнят
под сводами Ронды старинной:
пять черных как смоль быков
с девизом зеленым и черным.
Я думала все о тебе.
Я думала: если б со мною
был друг мой печальный теперь,
моя Марьянита Пинеда!
Как весел был девичий крик!
В колясках, расписанных ярко,
у девушки каждой в руках
был вышитый блестками веер.
И юноши с разных концов,
в широких и серых сомбреро,
надвинутых низко на лоб,
верхом на лошадках потешных
съезжались на эту корриду.
А в цирке повсюду мелькали
высокие шляпы и гребни,
и весь он кружился, кружился
в раскатах нестройного смеха.
Когда ж Каэтано великий
в костюме зеленого цвета,
в шелку, серебре, выделяясь
средь прочего люда квадрильи,
прошел бледно-желтой ареной
и стал против хитрых быков,
что вскормлены нашей землею,
Испанией нашей, – казалось,
стал вечер как будто смуглее.
Ах, если б вы видеть могли,
как был он изящен в движеньях,
как твердо стоял он, когда
то плащ поднимал, то мулету!
Сам Педро Ромеро едва ль
затмил бы его своим блеском.
Пять черных убил он быков
с девизом зеленым и черным.
И шпагою острой своею
пять алых раскрыл он цветков.
Все время, как будто нарочно,
он морд их касался свирепых,
совсем как большой мотылек,
весь в золоте крыльев червленых.
И цирк, и спустившийся вечер
в порыве одном трепетали,
и с запахом крови мешался
волнующий запах Сиерры.
Я думала все о тебе.
Я думала: если б со мною
был друг мой печальный теперь,
моя Марьянита Пинеда!

Тебя любить всегда я так же буду,
как ты меня.

Ну, мы теперь пойдем.
Дай волю ты моей торере —
корриде и конца

Скажи: я все-таки сумела
тебя развеселить? Ведь эта шейка…

Ах, что за шейка! Для страданий
не создана она…

Сошлись
над Парапандой тучи. Дождик,
не дай бог, соберется.

Видно,
дождливая зима нам предстоит, —
блеснуть я не смогу…

Кокетка!

Прощай, Марьяна!

Девочки, прощайте!

Смотри развеселись!

Уж поздно.
Хотите, я пошлю Клавелу
вас проводить?

Ах нет, спасибо!
К тебе придем мы скоро!