Юдзо Ямамото - О-Кичи – чужеземка (Печальный рассказ о женщине)

ТАУНСЕНД ХАРРИС – американский консул.

ГЕНРИ ХЫОСКЕН – его переводчик и личный секретарь, голландец.

ЭЙНОСКЭ МОРИЯМА – переводчик.

ИНОУЭ, ХАКАМУРА, – губернаторы Симоды.

МИОСАБУРО ВАКАНА, ТАДАСИРО МАЦУМУРА, САНДЗИРО ИСА – члены городского магистрата.

ГЭННОДЗЁ САЙТО – сыщик, впоследствии – важный чиновник министерства внутренних дел.

СТАРИК – хозяин харчевни на пристани.

ЦУРУМАЦУ – плотник на судостроительной верфи.

А-ЛО – слуга в консульстве, китаец.

СТРАЖНИК-САМУРАЙ.

О-КИЧИ – жительница Симоды, гейша.

О-МОТО – ее старшая сестра.

СЛУЖАНКА В ДОМЕ О-КИЧИ.

ХОЗЯЙКА ЧАЙНОГО ДОМА «ИСЭДЗЭН».

О-ФУКУ. – содержанка Хьюскена, впоследствии – замужем за хозяином лодочной станции.

О-СИМО – купеческая жена.

О-САЙ – дочь Мандзоина.

О-СЭН – приемная дочь О-Кичи.

МЕСТНЫЕ ДЕЯТЕЛИ.

ТАКАГИ КАМЭКИЧИ.

ДЭНДЗАЕУРО – возлюбленный О-Сэн.

ЛОДОЧНИК.

СЛУГИ, ПРОХОЖИЕ, ГЕЙШИ.

Время действия: поздняя весна Четвертого года Ансэй (1857) – начало 70-х годов XIX в.

На сцене темно.

В темноте кто-то наигрывает на сямисэне мелодию «Синнай».

Женский голос поет песню.

Внезапно раздается отдаленный орудийный залп. Один, другой, третий… Пальба нарастает, заглушая и песню и звуки струн. В темноте торопливо пробегают носильщики паланкинов, криками прокладывая себе дорогу, как это делалось в старину.

Под грохот орудий высоко в воздухе возникает звездно-полосатый флаг. Звучит американский гимн.

Раздаются тринадцать залпов.

Канонада смолкает, флаг исчезает. Сцена освещается.

Вестибюль перед кабинетом губернатора Симоды. Раздвижные двери, ведущие в кабинет, закрыты, но сквозь них доносится громкий, возбужденный голос, что-то кричащий по-английски.

Двери резко распахиваются и появляется Таунсенд Харри с, пожилой седой человек, генеральный консул Соединенных Штатов Америки. Он что-то кричит. Следом за ним, крайне взволнованный, выбегает Эйноскэ Морияма, переводчик.

Выходят губернаторы Симоды – Иноуэ u Накамура – и члены магистрата. Миосабуро Бакана пытается остановить Тадасиро Мацумуру: mom уже схватился за рукоять своего меча, готовый напасть на Харриса.

Стараясь держаться подальше от Мацумуры, выходит Генри Хьюскен, переводчик и секретарь.

Харрис. Lies! Lies! Nothing but lies from beginning to end! With a pack of rascals such as this, how can I continue negotiations? I have finished with you. There is only one thing to be done! [1]

Морияма (робко, умоляюще). Wacht, wacht, uwe EХelletie Consul-General! [2]

Харрис (не обращая внимания на Морияму, внезапно замечает, что Мацумура держится за меч; устремляет на него свирепый взгляд). So you would kill me, would you? Very well, kill away! Of course you are all aware of the consequences? [3]

Члены магистрата не понимают ни слова из того, что говорит Харрис, но пытаются остановить Мацумуру. Он неохотно подчиняется.

Морияма (запинаясь и утирая пот со лба, неуверенно говорит по-голландски). EХcellentie! Wilt gij naar de stoel werder terugkommen, en de conferentie duren! [4]

Хьюскен (переводит слова Морияма Харрису). The interpreter says: EХcellency, be so good as to return and continue the conference! [5]

Харрис. No, why should I return? How can I negotiate with people like this, liars from habit, born liars as they are? What hope of success is there? No! Let the guns speak: then perhaps we shall have an answer. Come, Mr. Heusken, we will return to our quarters! [6]

Харрис пинком отбрасывает подушку для сидения и уходит. Хьюскен хочет последовать за ним, но Вакана поспешно останавливает его.

Вакана. Мистер Хьюскен! Прошу вас, погодите минутку! Хьюскен. У вас есть ко мне дело?

Вакана. Объясните, ради всего святого, что именно привело консула в такую ярость?

Хьюскен. Вам это отлично известно. Вместо того чтобызадавать эти вопросы мне, лучше честно спросите самих себя!

Вакана, Не говорите так! Мы ничего не понимаем!

Хьюскен. Сколько бы я ни объяснял, но если у вас нет… Морияма-сан, как по-японски «искренность»?

Морияма. Сейчас, минутку… Может быть, «вакай» или «сэйи»?

Хьюскен. Вот-вот… Без этой самой «сэйи» – без искренности – все мои объяснения бесполезны.

Вакана. Но мы совершенно чистосердечно…

Хьюскен. Неправда! Неправда! Именно это только что сказал Генеральный консул! Откровенно: все, что вы сейчас говорили – сплошная ложь! Сегодня у вас – одно, завтра – другое. А если так, то, сколько бы мы ни совещались, нам не удастся договориться. Вполне естественно, что Генеральный консул в конце концов потерял терпение!

Мацумура (с гневом). Естественно?! По-вашему, швырнуть жаровню в губернатора – это естественно? Или, может быть, за границей такое поведение – в порядке вещей?

Хьюскен. Нет, тут он был не прав. Этого делать не следовало. Консул – человек очень мягкий, но несколько вспыльчив. Оттого он и позволил себе такое… Это вы вынудили его…

Мацумура. Что? Да чем же?

Хьюскен. Вам нужны доказательства? Их так много, что я не знаю, с чего начать… Да вот хотя бы эта история с О-Кичи.

Вакана. Но я только что подробно объяснил вам через нашего переводчика: все дело в том, что женщина сама не согласна…

Хьюскен. Это объяснение мы как раз и не можем принять. Слишком поздно прибегать к таким отговоркам.

Вакана. Уверяю вас, это не отговорка. Вот вам доказательство: О-Фуку, одна из двух названных вами женщин, будет служить у вас, как обещано, и даже в отношении О-Кичи мы еще не потеряли надежды… Мы же предложили послать вместо нее другую женщину…

Хьюскен. Нет. Никто, кроме О-Кичи, нас не устраивает. Только О-Кичи!..

Вакана. Но почему вы так упорствуете? Я же объяснял вам…

Хьюскен. Упрямство тут ни при чем. Просто вы не соблюдаете собственных обещаний… Если О-Кичи не хочет, почему вы с самого начала нам об этом не сказали? Если бы вы сразу поставили нас в известность, мы, безусловно, ничего не имели бы против кого-нибудь другого. Но теперь это – вопрос принципа… Когда вы согласились прислать женщину, я доложил консулу, что это будет О-Кичи. Вы не возражали. Да какое там возражали! Вы с радостью согласились. Речь тогда шла не о том, будет или не будет служить О-Кичи-сан в консульстве, а лишь о том, сколько ей платить. Когда вы заявили, что ее жалованье должно составлять сто двадцать рё [7]в год, я не проронил ни слова. Теперь, когда сделка заключена, не поздновато ли заявлять, будто сама женщина не согласна?!

Вакана. Но мы не сомневались, что она сразу же согласится, однако когда ее вызвали и спросили…

Хьюскен. Не желаю слушать отговорки! Тянуть с исполнением договоренности, а потом предложить нам другую женщину – нет, это слишком оскорбительно! Да, речь идет всего лишь о женщине. Но вы так же ведете себя и в вопросах о праве передвижения консула, и о курсе обмена доллара [8]… Вот и получается, что время идет, а наши переговоры – ни с места. Господа, все эти проволочки, все эти дипломатические увертки крайне опасны. Поверьте, это еще опаснее, чем пуститься в плавание на пароходе с проржавевшей машиной…