Григорий Горин - Королевские игры

Кромвель (спокойно наблюдает за разбушевавшимся королем, записывает) . «...Счастлив... счастлив... счастлив...»

Затемнение

Помещение в тюремном лондонском замке Тауэр. Грубые лавки. Зарешеченное окно. Чуть в глубине – ширма. На переднем плане за столом сидят Вулси и Кромвель. Перед ними, в тюремном одеянии, – епископ Фишер и Томас Мор.

Вулси. Сэр Томас Мор! И вы, епископ Фишер! Я рад вам сообщить, что добрый наш король решил не помнить зла и дарит вам свободу! (Мор и Фишер молчат.) Не вижу благодарности на лицах! Не слышу нужных слов!

Мор. Простите, кардинал... За время заточения в тюрьме мы несколько забыли этикет. Какие бы слова хотел король услышать?

Кромвель. Слова о том, что вы готовы присягнуть на верность дочери его Елизавете! И поддержать права ее на трон!

Вулси. Сейчас парламент обсуждает это право... Вы, Мор и Фишер, – уважаемые люди... И ваши мнения король всегда ценил...

Фишер. Мы это чувствуем... Но мне всегда казалось: подарок полагает безвозмездность? Иначе это не подарок, а обмен!

Кромвель. Много рассуждений! Прошу отвечать коротко и ясно.

Фишер. Я остаюсь приверженцем того, во что я верю... Не признавая королевой Анну, я, к сожаленью, не могу и дочь ее признать принцессой.

Вулси. Принципиальность не всегда похвальна, Фишер. И иногда похожа на упрямство. Вы, Томас Мор? Надеюсь, философский склад ума поможет сделать правильным ваш выбор?

Мор. Пожалуй. Обмен как способ достижения гармонии не так уж плох. Как, впрочем, и торговля. Все от цены зависит...

Вулси. Ну вот... Так называйте цену!

Мор. Она известна. Тысячи людей томятся в тюрьмах лишь за то, что разделяют взгляды мои... и Фишера. Согласен ли король их тоже отпустить?

Кромвель. Пусть каждый отвечает за себя!

Мор. Вот я и ответил. И королевою готов признать любую девочку, когда вокруг свободны будут все...

Вулси. Вы – утопист!

Мор. Не смею спорить.

Кромвель. Достаточно! Ваши слова мы доведем до слуха короля немедленно! (Звонит в колокольчик.)

Появляются стражники, уводят Мора и Фишера. Кромвель подходит, отодвигает ширму. За ней в кресле – Генрих.

Генрих (раздраженно) . Довели! До слуха короля и до его печенки! Поверьте: здесь сидеть и слушать труднее, чем вести допрос... Молчать нет сил, а крикнуть – невозможно! (Кричит вслед уведенным Мору и Фишеру.) Святоши! Фарисеи! Убеждены в незыблемости правил... Как будто сам Господь им выдал вексель на оплату собственных грехов! Не истина влечет их, а гордыня! Они – святые, а король – злодей! Как просто! А что поэт? Наш трепетный Уайет? Он тоже отказался присягнуть?

Кромвель. Не совсем. Я с ним беседовал и убеждал...

Генрих (усмехнулся) . Поджаривал на медленном огне?

Кромвель. Ваше величество, я – вегетарианец... Поэт наш согласился оду сочинить по случаю рождения принцессы... И даже написал десяток строк. Но позже, впав в хандру, пытался удавиться...

Вулси. Спасли?

Кромвель. Разумеется. Здесь, в Тауэре, никто не смеет умереть без разрешенья!

Генрих. Ах, Анна! Вот плоды твоей игры по переделке века в просвещенный. Философы – в тюрьме, поэты – лезут в петлю... Народ вопит! Парламент протестует! И сам король, как укрощенный зверь, по клетке мечется! Что будем делать, Кромвель?

Кромвель. Ваше величество, я – лишь исполнитель монаршей воли.

Генрих. Ах, какая скромность! Не вы ли подсказали мне идею низвергнуть Рим?

Кромвель. Рискну напомнить, сир: вас вдохновил мудрейший кардинал.

Вулси. Я?

Кромвель. Так было сказано. При всех. И мной записано. Есть протокол.

Вулси. Какая наглость! Мысль изреченная – есть ложь! Записанная вами, Кромвель, – становится бесчестной клеветой!

Генрих. Перестаньте! Грызетесь, словно крысы на корабле, что начал вдруг тонуть... Ну нет! Мы выплывем! Бывали бури и пострашней! А впрочем, я устал от суетной борьбы. Не успокоив душу – подумаем о теле... Ему ведь тоже радости нужны... Кардинал, вы передали мою записку Джейн Сеймур?

Вулси. Разумеется, ваше величество.

Генрих. Готова ли она меня принять?

Вулси. Она на все готова. И ждет внизу. В карете...

Генрих (с улыбкой) . Умница! Любили бы меня все подданные так! Что ж! Едем! Куда-нибудь... Забыться!.. Впрочем!.. Вы, Вулси, пригласите-ка ее сюда.

Вулси. В тюрьму?

Генрих. А почему бы нет? Свидание в Тауэре – так романтично! Любовь способна осветить темницу пожаром страсти? Как полагаете?

Вулси. Ваше величество! Мой сан, а главное, мой возраст не позволяют мне иметь суждение в таких делах...

Уходит.

Кромвель. Прикажете подать вина? Хотите слышать музыку?

Генрих. Пожалуй... Но откуда в Тауэре музыканты?

Кромвель. Посажены... на всякий случай.

Генрих (с усмешкой) . Предусмотрителен...

Кромвель. За это мне платят жалованье.

Генрих. Я его удвою. Скажи лишь, как мне поступить?.. Я чувствую: народ не согласится жить под властью королевы. Наследник будет же еще не скоро... И будет ли?.. Я не привык жить в зависимости от обстоятельств, мне не подвластных. Я хочу свободы!

Кромвель. Тогда – развод.

Генрих. Опять?.. И года не прошло. Я буду выглядеть юнцом капризным. Посмешищем!

Кромвель. Но если есть весомая причина развода...

Генрих. Какая, например?

Кромвель. Измена.

Генрих. Мне?!

Кромвель. Я только рассуждаю, сир... Такова природа общественного мненья: неверность у мужчины – шалость, у женщины – тягчайший грех! Тут уж народ поддержит короля!

Генрих. Мне Анна изменяет?! И с кем?! Уж не с тобою ли, ничтожество?

Кромвель. Вы сердитесь. Я умолкаю...

Генрих. Я не сержусь! Ты мне противен! Говори.

Кромвель. Прислуга в доме королевы мною допрошена. Я обратил внимание, что Смитон, Норрис слишком часто бывают в будуаре королевы... И вот поэт, Уайет, даже не скрывал своей сердечной страсти...

Генрих. Замолчи! Поэзию питают возвышенные чувства! Глупо к ним ревновать! Ты сам когда-нибудь любил? Кого-нибудь?.. Женщину?! (Кромвель молчит.) Мужчину?.. (Кромвель молчит.) Или хоть овцу? ...

Кромвель. Люблю свою страну! И короля!

Генрих. Вы, Кромвель, – извращенец! Ступайте прочь!

Кромвель исчезает. Появляется нарядно одетая Джейн Сеймур. Генрих спешит ей навстречу.