Ги Мопассан - Мюзотта

Петипре. Кто же возьмет на себя заботу о нем до этого времени?

Мартинель. Я, если хотите. Я холостяк, я перестал заниматься делами. Это меня займет... развлечет... Я готов взять с собою этого крошку. ( Посмотрев на г-жу де Роншар. ) Но, может быть, вы, сударыня, вы, любящая спасать бездомных собак?..

Г-жа де Роншар. Этого ребенка? Мне?.. О, это уже переходит все границы! ( Проходит направо. )

Мартинель. В самом деле, сударыня, если вы будете настаивать, я от всего сердца уступлю вам свое место.

Г-жа де Роншар. Нет, сударь... Я этого еще не сказала...

Мартинель. Еще не сказали... Но, может быть, вы это еще скажете... Потому что я, знаете ли, начинаю вас понимать. Вы притворяетесь злой, и только!.. Вы были несчастны в жизни... Вы скисли, как молоко, на поверхности... Но внутри... там масло первого сорта.

Г-жа де Роншар( уязвленная ). Какое сравнение!.. Молоко, масло... Фу, какая мерзость!

Петипре. Однако, Кларисса...

Мартинель. Вот и ваша дочь.

Те же, Жильберта и Леон входят из левой двери.

Петипре. Прежде чем ты встретишься с мужем... если только тебе следует с ним встретиться, нам нужно сообща решить, что ты ему скажешь.

Жильберта( очень взволнованная, садится с левой стороны стола ). Я так и знала, что произошло несчастье.

Мартинель( садится около нее ). Да, дитя мое. Но есть два рода несчастий. Одни происходят от ошибок людей, другие исключительно от рокового стечения обстоятельств, то есть от судьбы. В первом случае человек виновен, во втором — он жертва. Вы меня хорошо понимаете?

Жильберта. Да, сударь.

Мартинель. Несчастье, постигшее одного человека, может жестоко задеть другого. Но разве раненное без вины сердце не простит тому, кто невольно нанес ему рану?

Жильберта( страдальческим голосом ). Это зависит от того, насколько сильно было страдание...

Мартинель. Вы знали, что у моего племянника, до того как он полюбил вас и до того как у него появилась надежда жениться на вас, была... связь. Вы приняли этот факт. Он, впрочем, так обычен.

Жильберта. Да, я приняла его.

Мартинель. Ваш брат сообщил сейчас вам обо всем остальном?

Жильберта. Да, сударь.

Мартинель. Что же мне ответить Жану?

Жильберта( вставая и подходя к авансцене ). Я еще слишком взволнована, чтобы сказать вам. Я совсем не думала об этой женщине. Живая она была мне безразлична, но ее смерть пугает меня. Мне кажется, что она встала между мною и Жаном и будет стоять всегда. Все, что я узнала о ней, причинило мне странную боль. Вы тоже знали эту женщину, сударь?

Мартинель( тоже вставая ). Да, сударыня, и мог бы сказать о ней только хорошее. Ваш брат и я, мы всегда считали ее безупречной по отношению к Жану. Она любила его настоящей любовью, преданно, верно, беззаветно. Я говорю как человек, которого глубоко опечалила связь Жана, — ведь я считал, что заменяю Жану отца. Но надо быть справедливым ко всем.

Жильберта. А Жан тоже очень любил ее?

Мартинель. Да, конечно. Но его любовь уже ослабевала. Между ними была слишком большая разница и в развитии и в общественном положении. Однако он был к ней привязан из благодарности за глубокую любовь с ее стороны.

Жильберта( серьезно ). Жан видел, как она умерла?

Мартинель. Он успел проститься с нею.

Жильберта( вполголоса ). Если б мне только узнать, что произошло в его душе в этот момент! О, насколько эта покойница страшнее для меня, чем живая!

Г-жа де Роншар( сидевшая на правой стороне, вставая и идя в глубь сцены ). Я тебя перестаю понимать. Она умерла, и тем лучше. Бог избавил тебя от нее!

Жильберта. Нет, тетя, у меня сейчас такое тяжелое чувство! Я предпочла бы, чтобы она была где-нибудь далеко, но была жива.

Петипре( подходя к авансцене ). Я понимаю это чувство молодой женщины, потрясенной ужасным событием. Я вижу только одно серьезное, очень серьезное осложнение — это ребенок. Как бы с ним ни поступить, он не перестанет быть сыном моего зятя и опасностью для нас всех.

Г-жа де Роншар. И посмешищем. Подумайте только, что скажут в свете!

Леон. Оставим свет в покое, тетя, и займемся нашими собственными делами! ( Подходя к сестре. ) А тебя, Жильберта, очень мучит мысль о ребенке?

Жильберта. О нет! Бедный крошка!

Петипре. Вот безумие, сразу видно, что женщины ничего не понимают в жизни.

Леон. Ах, папа! Почему у нас бывает разная мораль, — когда мы зрители и когда мы участники событий? Почему такая разница между воображаемой и реальной жизнью, — между тем, что следовало бы делать, что мы хотели бы, чтобы другие делали, и тем, что делаем сами?.. Да, случившееся очень тяжело; неожиданность же этого события, его совпадение с днем свадьбы делают его еще тяжелее. Но мы все преувеличиваем своими переживаниями только потому, что все это происходит в нашей семье. А представьте себе, что вы прочли об этом в вашей газете...

Г-жа де Роншар( сидя с левой стороны стола, с возмущением ). Да разве в моей газете...

Леон. Или в романе! Сколько было бы волнений! Боже мой, сколько слез! Как быстро вызвал бы вашу симпатию этот несчастный ребенок, рождение которого стоило матери жизни!.. С каким уважением отнеслись бы вы к Жану, честному, прямому и неизменно доброму! А если бы он бросил умирающую и скрыл ребенка в какой-нибудь пригородной деревне, сколько бы презрения... сколько порицаний досталось на его долю!.. Он стал бы человеком бессердечным, бездушным. И вы, тетя, подумав о бесчисленных собачках, обязанных вам своей жизнью, вы, конечно, воскликнули бы с величественным жестом: «Какой негодяй!»

Мартинель( сидя с левой стороны сцены ). Ну конечно!

Г-жа де Роншар. Собаки лучше людей!

Леон. Дети еще не люди, тетя. Они еще не успели сделаться злыми.

Петипре. Все это очень остроумно, Леон, и ты замечательный адвокат.

Г-жа де Роншар. Если бы ты так говорил на суде!

Петипре. Но здесь дело идет не о романе и не о вымышленных персонажах. Мы выдали Жильберту за молодого человека, холостого и без семьи.

Г-жа де Роншар. Выдали без всякого энтузиазма!

Петипре. Без энтузиазма, это правда! Но так или иначе, мы ее выдали. И вот в день свадьбы он приносит нам подарок... Я не хочу этого пискливого подарка.

Леон. Но не доказывает ли это, что у тебя зять — честный парень? То, что он сделал, рискуя своим счастьем, чтобы выполнить свой долг, — разве это не свидетельствует лучше всего, на какую преданность он способен?