Мартин Макдонах - Человек-подушка

Катурян. Давай посидим в тишине.

Михал. Я попытался . Но ты продолжаешь говорить мне гадости. ( пауза ) Скажешь, нет? ( пауза ) Нет, ты скажи? Разве это называется «посидеть в тишине»? Ну, хорошо.

Пауза. Михал начинает ковыряться в своей заднице. Пауза.

И, кстати, есть у меня еще одна шпилька, чтобы кольнуть тебя. Что это у тебя за дурацкий рассказ, который я тут недавно обнаружил? Совершенно дурацкий рассказ, «Писатель и брат писателя». Так называется. Это самая бредовая история, которую я читал в своей жизни.

Катурян. Я не давал тебе этот рассказ, Михал.

Михал. Я знаю, что ты мне его не давал. И очень правильно делал. Потому что он дерьмо.

Катурян. Ты копался в моих вещах, пока я был на работе, так что ли?

Михал. Конечно, я копался в твоих вещах, пока ты был на работе. А чем мне, на твой взгляд, заниматься, пока ты на работе?

Катурян. Резать детишек, я думаю.

Михал. Ха-ха! Ладно, ну так вот, в те самые моменты, когда я не резал детишек, я копался в твоих вещах. И среди них я нашел парочку задрипанных рассказиков с лживым финалом. Ты, Катурян, заканчивал их полнейшей галиматьей. Например, там было написано, что я якобы умер, а мать с отцом остались жить. Идиотский, подлейший финал.

Катурян. Джек-Потрошитель дает мне литературные советы!

Михал. Почему тебе бы не сделать там счастливый финал, каким он был в реальности?

Катурян. В реальности не бывает счастливых финалов.

Михал. Что ты болтаешь? Моя история завершилась счастливо. Пришел ты и спас меня, убив Мать и Отца. Это был счастливый финал.

Катурян. А что было дальше?

Михал. Дальше ты похоронил их в колодце, и залил их немного известиями.

Катурян. Известью , милый, известью . Не «известиями». Известью, известью – серой такой жижей… И что было дальше, а?

Михал. Что дальше? Потом ты отправил меня в школу и я начал учиться всяким хорошим предметам.

Катурян. А дальше?

Михал. Дальше… ( пауза ) Это когда я выиграл приз по метанию диска?

Катурян. А вспомни, что произошло с тобой три недели назад?

Михал. А, ты об этом. Я укокошил нескольких детишек.

Катурян. Ты укокошил нескольких детишек. Это можно назвать прекрасным финалом? Потом тебя схватили и сейчас собираются казнить, а вместе с тобой твоего брата, который ни в чем не повинен. Это что ли счастливый конец? И, наконец, что ты там мне втираешь про метание диска? Когда это ты выиграл приз? Ты был только четвертым !

Михал. Мы сейчас не об этом.

Катурян. Ты был только четвертым в этих чертовых соревнованиях! А ты говоришь: «Я выиграл»…

Михал. Мы сейчас не говорим о том, выиграл я или нет, мы говорим о том, какими бывают счастливые финалы. Я выиграл соревнование, вот счастливый конец! А я умер и стал прахом, как в твоей глупой истории, – это несчастливый конец!

Катурян. Это как раз было бы счастливым финалом.

Михал. ( готовясь заплакать ) Что? Если бы я умер и стал прахом, это было бы для тебя счастье?

Катурян. Вспомни: что было у тебя в руках, когда ты умер? Рассказ. Рассказ, который был лучше всех тех, которые я написал. Это был рассказ «Писатель и брат писателя»… Ты был писателем. А я был братом писателя. И для тебя это счастливый конец.

Михал. Но я был уже мертв.

Катурян. Это не про жизнь и смерть. Это о том, что ты оставляешь после себя.

Михал. Я не понимаю.

Катурян. Сейчас мне все равно, убьют они меня или нет. Мне, правда, все равно. Главное, чтобы они не уничтожили мои рассказы. Чтобы они не уничтожили мои рассказы. Это все, что у меня есть.

Михал. ( пауза ) У тебя есть я.

Катурян внимательно смотрит на него, потом печально опускает глаза. Михал отворачивается, готов зарыдать.

Ну хорошо, давай все-таки договоримся. Ты поменяешь финал в «Писателе и брате писателя», оставишь меня в живых, маме и папе дашь умереть, а мне – возможность выиграть соревнование по метанию диска. Тогда все будет хорошо. Разумеется, ты должен сжечь старый вариант, чтобы его никто не увидел и не подумал про себя, что, может быть, этот вариант и есть настоящий и что я на самом деле мертв. Уж, пожалуйста, сожги.

Катурян. Хорошо, Михал, я сожгу.

Михал. Точно?

Катурян. Точно.

Михал. Ура. Ну вот и отлично. Все так просто. Вместе с ним ты можешь сжечь еще несколько своих рассказов, потому что некоторые из них, я не шучу сейчас, довольны слабые, на мой взгляд.

Катурян. А почему бы не сжечь их все, Михал? Очень много времени займет отделять слабые рассказы от сильных.

Михал. Нет, зачем, это будет глупо. Все взять и сжечь. Нет. Надо только те, которые заставляют людей выходить на улицу и убивать детишек. И, кстати, это не займет много времени отделить эти рассказы, которые не заставляют людей выходить и убивать детишек. Потому что таких у тебя только два – которые не заставляют людей выходить и убивать детишек.

Катурян. Серьезно?

Михал. Да.

Катурян. И какие же это? Какие из четырехсот ты хотел бы спасти?

Михал. Ну… конечно, первый из них – это история про маленького зеленого поросенка, очень милый рассказ. Точно никого не заставит идти убивать. Никого… и еще… ( пауза ) и… ( пауза ) Мне кажется, он именно об этом. Ну да. «Маленький зеленый поросенок».

Катурян. О чем об этом?

Михал. Ну. Он безопасен. У тебя на самом деле еще есть такие рассказы, которые могут заставить не то, чтобы выйти на улицу и убивать кого-то, ну а так… покалечить . А уж этот, «Маленький зеленый поросенок», совсем безопасен. Он может вдохновить разве что выйти на улицу и раскрасить кого-нибудь зеленой краской. Ха-ха-ха! Вот она о чем!

Катурян. Это было бы замечательно, если бы не факты. Для того, чтобы разыграть мои истории, ты выбрал три самые жестокие. Не первые три попавшиеся, а ты выбрал именно те три, которые пришлись по вкусу твоему извращенному детскому сознанию.

Михал. А что я сделал бы, если бы выбрал менее жестокие? Что? Поступил так же, как в «Облицовке»? Срезал бы у детишек кожу лица и спрятал ее в коробке под лестницей? Или так же, как ты это сделал в «Комнате Шекспира»? Старый Шекспир держит в коробке чернокожую карлицу и бьет ее палкой каждый раз, когда хочет писать новую пьесу…

Катурян. Он никогда не писал свои пьесы сам, чтоб ты знал.