Генрих Бёлль - Стук, Стук, Стук...

Священник. Memento, quia pulvus es et in pulverem reverteris. Помни, что прах ты и в прах возвратишься [1] «...прах ты, и в прах возвратишься». — Ветхий Завет. Бытие, 3, 19. .

Муж. Это он сказал о них?

Жена. Да. Он это сказал о них. Но и другой тоже.

Священник. Кто верит, тот будет жить, даже если умрет.

Муж. Часто, когда я вставляю ключ в замочную скважину, я боюсь, что дом обратится в прах и я останусь стоять один, с ключом в руке перед миром, для которого не нужно ключа. Перед миром, где я наконец увижу Юлиуса, которого никогда не видел. Он был осужден за государственную измену. Надеюсь, и в самом деле он совершил ее: это могло утешить Юлиуса, когда он умирал. Не могла же его утешить мысль, что он умирает за пол-ложки муки. Я слышу короткий перестук.

Раздается стук: короткий, длинный, короткий.

Юлиус. Я верую.

Муж. И более долгий.

Долгое выстукивание.

Юлиус. Когда ты дашь мне хлеб, в котором заключена жизнь?

Священник. Завтра.

Муж. Завтра. Будущее. На него уповаю, хотя ни прошлое, ни настоящее не дают на это оснований. Мир без стен, без камер, без перестука, без страха, без насилия. Мир, в котором ничто больше не превращается в прах. Не бойся, я знаю, как дороги эти маленькие кружочки белого хлеба; может быть, они так дороги потому, что Юлиус так сильно мечтал о них. Я был только передатчиком, я перестукивал дальше «верую». Когда дашь ты мне хлеб, в котором заключена жизнь?

Священник. Завтра.

Муж. Это «завтра» для Юлиуса так и не настало. Не бойся, если я снова начну стучать в стены этого мира, чтобы убедиться: стены эти устойчивы, не бойся, если я захочу передать сигналы государственного преступника Юлиуса убийце, которого звали — Вальтер, чтобы их услышали в другом мире.

Тихие, глухие стуки, которые постепенно затихают.

Но я все еще не могу привыкнуть к этому миру, который создан из праха: есть еще вино в бутылке, в которой никогда не было микстуры от кашля; в шкафу стоят книги, а в стаканчиках — зубные щетки; свежеиспеченный торт лежит на деревянном блюде; у входа светит фонарь; сосед все так же блюдет закон, и судья все так же прав; а я до сих пор не знаю, что делает Курт, человек со здоровенными лапищами; теперь ведь больше не судят за то, что ты дашь кому-нибудь кусок хлеба или сигарету, и когда я вставляю ключ в дверь дома, я не стою перед прахом, который медленно оседает. Но когда я слышу молитву, я слышу ее не так, как произнесет молитву завтра моя маленькая дочь, а так, как я слышал ее от Юлиуса.

Выстукивание — тихое, потом громкое, снова тихое; постепенно все затихает.

Впервые передана в эфир гамбургской студией «Норддойчер рундфунк» 11.06.1960 г. и пятью днями позже — кёльнской студией «Вестдойчер рундфунк» (16.06.1960 г.). Напечатана в альманахе «Радиопьесы» (1961) во франкфуртском издательстве «С. Фишер». На русском языке впервые опубликована в сборнике: Бёлль Г. Семь коротких историй. М., Искусство, 1968.

«...прах ты, и в прах возвратишься». — Ветхий Завет. Бытие, 3, 19.