Александр Володин - Старшая сестра

УХОВ. Что такое? Как ты принимаешь гостя! А мы его не отпустим. Разденься, проходи. (Провел Кирилла в комнату.) Почему без жены, зачем прячешь ее от нас? В другой раз приходи с женой, а то не пустим.

КИРИЛЛ. Постараюсь.

УХОВ. Слушай, ты на каком курсе, на четвертом? И уже печатаешь труды? Силен.

ЛИДА. Только не захваливайте, он зазнается. Он, кажется, имеет к этому склонность.

НАДЯ. Пойдемте, дядя Митя.

УХОВ. Куда, я только что пришел!

ЛИДА. Надя, мы сейчас уходим.

НАДЯ. Сидите. Чем дрожать в парадном. Поесть захотите – в буфете.

УХОВ. Постой, почему в парадном, не понимаю…

НАДЯ. Потом поймете.

УХОВ. Но все-таки!

НАДЯ. Надоело. Надоело. (Вышла, хлопнула дверью.)

Ухов постоял в замешательстве, вышел за ней. Лида стоит в пальто у стены. Кирилл – в другой стороне комнаты. Они не подходят друг к другу и теперь. Между тем за окном начинает смеркаться.

ЛИДА. Обыкновенный осенний день. Потом забудется, как другие осенние дни… А может быть, мы сами себя обманываем. Конечно, мы друг другу нужны. Совсем не видеться мы бы, наверно, не смогли. И вот, чтобы удержать друг друга, чтобы не потерять, мы скорей говорим старое надежное слово "люблю". А это не любовь. Это, может быть, даже лучше, сильнее, но просто этому еще не придумали названия.

Кирилл не отвечает.

Ты со мной согласен?

КИРИЛЛ. Нет.

ЛИДА. Это было, конечно, ты меня любил, я знаю. Но сейчас – совсем другое.

Когда-нибудь мы вспомним и сами будем смеяться… Ты что-то сказал?

КИРИЛЛ. Нет.

ЛИДА. Но ты ни в чем не виноват. Тебя отсюда прогнали. Потом тебе кто-то понравился, это естественно. Ты женился. Ты же ничего не знал. Ты даже не знал, что мы еще встретимся!

КИРИЛЛ. Отвратительное положение. Я ненавижу вранье. Я почти никогда не врал, помнишь, в школе я попадал из-за этого в дурацкие истории. То же самое в институте. И вдруг я начал систематически врать. То есть не врать, меня никто ни о чем не спрашивает, просто вести двойную жизнь, как шпион, работающий на два государства. Мне тошно, я хочу заорать во всю глотку – я виноват, казните меня! Но что делать, я не могу откладывать это все на другую жизнь, ее не будет. Я никому ничего не могу сказать. Почему? Потому что я подонок? Нет, потому что мне жалко ее. Я вынужден слушать, как ты несешь какую-то околесицу о любви и дружбе, и не могу захохотать, потому что мне тебя тоже жалко…

Лида через комнату побежала к нему и обхватила руками за шею.

ЛИДА. Ничего, нас двое. Вдвоем это легче. Только надо все время помнить, что нас двое…

Они стоят обнявшись, слабо различимые в сумерках. В комнате стало совсем темно.

Когда свет загорелся, на сцене за накрытым столом сидят Надя, еще одна женщина, девушка с прической колдуньи и молодая подсобница со своим ухажером. Это прежние подруги, с которыми работала до окончания техникума Надя. На женщинах прозрачные шарфики ярких расцветок, на коленях они держат новые сумочки.

ЖЕНЩИНА. А мы думали, ты зазналась, забыла нас… Господи, сколько денег извела! Водка столичная, зачем? Московская не хуже. Правда, Федя? Шарфики – почем штука? Откуда у тебя деньги завелись, откройся?

НАДЯ. Выиграла.

ЖЕНЩИНА. Много?

НАДЯ. Гулять – неделю хватит.

ЖЕНЩИНА. Гулять. А потом?

НАДЯ. А потом будем думать отдельно.

ЖЕНЩИНА. Брось ты, все равно сложимся, отдадим.

НАДЯ. Молчи, мне эти деньги легко достались. Я лучше другие наживу.

ЖЕНЩИНА. А может, ты с горя?

НАДЯ. И горе есть.

ЖЕНЩИНА. Какое?

НАДЯ. Сестра. И больше не спрашивай. Давайте лучше я вам спою!

И я была девушкой юной,

Сама не припомню когда,

Я дочь молодого драгуна,

И этим родством я горда.

Трубили горнисты беспечно,

И лошади строились в ряд,

И мне полюбился, конечно,

С барсучьим султаном солдат.

Девочки! Как я по вас соскучилась! Единственное, на что я способна, это на дружбу. Как я могла не заходить к вам столько времени! Давайте выпьем за дружбу. Только все пьем. Это за дружбу, за встречу…

Выпили.

(Колдунье.) Похудела.

КОЛДУНЬЯ. В вырез проскакиваю. То одно плечо, то другое, то оба вместе.

НАДЯ. Много неприятностей?

КОЛДУНЬЯ. Много. Сегодня подсчитала: пять мелких и одна крупная.

НАДЯ. Какая же крупная?

КОЛДУНЬЯ. Что делать – глупая девушка, но она красивая. И она в первую очередь всем нравится.

НАДЯ. Тебя, Неля, бог не обидел. Фигура у тебя как раз идеальная.

ЖЕНЩИНА. Мужчина может быть худой, а женщина должна быть полная. Правда, Федя?

ФЕДЯ. Давно устарело, все наоборот…

НАДЯ. Неля, помнишь, я у тебя платье на вечер просила, а ты не дала? Я тогда ночь не спала.

КОЛДУНЬЯ. Помню.

НАДЯ. Забудь.

ЖЕНЩИНА. Она и сейчас не лучше. Жадничает, копит на приданое, а с ней больше двух раз все равно никто не ходит.

КОЛДУНЬЯ. А вам какое дело? Надя, скажи, чтобы меня не звали Колдунья, у меня имя есть.

НАДЯ. Не обижайте Нелю. (Поет.)

И первым любовным туманом

Меня он покрыл, как плащом,

Недаром он шел с барабаном

Пред целым драгунским полком.

Мундир полыхает пожаром,

Усы палашами торчат,

Недаром, недаром, недаром

Тебя я любила, солдат!…

ЖЕНЩИНА. Пой! Пой, пока в стенку не застучат… Федя, а ты что за Ниной не

ухаживаешь?

ДЕВУШКА. Он ухаживает, только незаметно.

НАДЯ. Товарищи, а где сейчас Огородников?

ЖЕНЩИНА. А, любовь не ржавеет?

НАДЯ. Разыграть его, что ли, по старой памяти? Телефон никто не знает?

ЖЕНЩИНА. Огородников все там же, в Стройуправлении. Пиши: три четверки, три семерки.

Надя записала, но тут же чиркнула спичкой и сожгла бумажку.

НАДЯ. Ладно, что было, то прошло… Вот беда, всю жизнь я сначала думала о своей сестре, потом уж – о себе. Я ради нее от всего отказалась. А теперь она выросла, завела роман с женатым человеком (Поет.)

Я юных годов не считала,

Любовь раздавая свою,

За рюмкой, за кружкой удалой

Я прежние песни пою.

Пока еще глотка глотает,

Пока еще зубы скрипят,

Мой голос, мой голос тебя прославляет,

С барсучьим султаном, солдат!

ФЕДОР. Перевод Маршака?

НАДЯ. Не знаю.

ЖЕНЩИНА. Головастый парень, любого затолкает.

ДЕВУШКА. Ладно вам захваливать.

ЖЕНЩИНА. Ну, ты чего, он все равно тебя не стоит.

НАДЯ. Ведь я чуть не стала артисткой! И сама от всего отказалась. Ради чего! Ради того, чтобы теперь моя сестра путалась с женатым человеком? Меня же совсем уже приняли в театр!

ЖЕНЩИНА. Наверно, учли, что ты в самодеятельности участвовала.

НАДЯ. Да ничего там не учитывали! Неужели не может быть, что у меня просто способности! Они мне велят: читай басню. А я ничего уже не помню, только одну статью помню. Говорят – что-нибудь, что-нибудь, давай статью. И вот я стою и читаю: "Любите ли вы театр так, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного?…" Ну, там есть старомодные выражения. "Или, лучше сказать, можете ли вы не любить театра больше всего на свете, кроме блага и истины? (В сильном волнении.) Не есть ли он властелин наших чувств, готовый во всякое время и при всяких обстоятельствах волновать их, как воздымает ураган песчаные метели в безбрежных степях Аравии?…" А что, если пойти к ним и сказать: возьмите меня. Мне не надо денег, я так буду работать.