Фридрих Дюрренматт - Страницкий и Национальный герой

Страницкий.

Продавец.Памятные значки общества Меве! Покупайте значки общества Меве!

Страницкий.Сверни направо, Антон! Направо! К собору святого Себастьяна!

Антон.

Страницкий.Налево, Антон, мимо газового завода!

Антон.Пусто. Ни одного пфеннига. Никто ничего не дает.

Страницкий.На эти деньги, Антон, целый день покупают значки в честь Меве, с чего ж тут тебе отчаиваться!

Выкрики.Фонд Меве, жертвуйте в фонд Меве!

Антон.Есть хочется.

Страницкий.Есть? Сейчас?! Ты что, больной вроде Меве?

Разносчик газет.«Эпоха»! Организация Объединенных Наций выражает сочувствие!

Антон.Странно. Еще вчера газетчики кричали все больше об экономическом кризисе, а сегодня что ни слово, то Меве.

Страницкий.Тебе этого не понять, Антон. Один разносчик одолжил мне иллюстрированный журнал, так там воспроизведен большой палец нашего героя, тот самый, прокаженный. Что экономический кризис, когда у кого-нибудь растет такое.

Антон.И это помещено в иллюстрированном журнале?

Страницкий.Цветное фото. А ты бы посмотрел на выражение лица нашего Национального героя — какое самообладание!

Антон.А на чем он лежит, на матрасе?

Страницкий.На матрасе? При такой болезни? Он сидит в американском медицинском кресле, которому можно придать любое положение, у каждого подлокотника столик, над головой лампа, предусмотрен телефон и электромотор, чтобы ездить по саду. Ты бы посмотрел, Антон, на это кресло.

Антон.А как выглядят медицинские сестры?

Страницкий.Не девочки, а мечта! Сложены что надо. Но к тому же это, как говорят, почетные медсестры. Одна танцовщица, другая герцогиня фон Тойфелен. А у него таких сестер десять! И при этом как держатся! Прямо, Антон, теперь все время прямо.

Антон( горько ). Боже мой, Страницкий, если б я был прокаженным и к тому же Национальным героем! А тебе было бы так кстати американское кресло с электромотором.

Страницкий( возмущенно ). Антон! Не греши! Такая болезнь! Мы можем считать себя счастливыми, что потеряли лишь ноги и глаза. Но нам пора петь, Антон, и протягивать тарелку. Вон идет жирный пивовар Бундхофер. Пой, Антон, Пой!

Антон.

Ничего! Снова ничего! Пивовар вынул деньги, только чтобы купить значок!

Диктор.Ничего. Снова ничего. Раскошеливались только на значки в честь Меве, и, когда к вечеру оба инвалида добрались до Вифлеемской клиники, у них по-прежнему ничего не было и они были голодны. Перед клиникой стоял полицейский, державший любопытных в отдалении. Национальному герою был нужен покой.

Полицейский.Проходите. Не задерживайтесь.

Страницкий.Так. Перед нами Вифлеемская клиника. В этом самом парке. И милейший полицейский у входа. Молодчина полицейский в белом шлеме и с коричневой щеточкой усов под носом. Белые перчатки тоже при нем. Мне он нравится, Антон: когда буду в правительстве, дам ему лейтенанта, у меня слабость к полицейским.

Полицейский.Проходите. Проходите.

Страницкий.Я знаю, что делать. У меня опыт обращения с полицией. Не зря я стал почетным членом полицейского спортивного общества, когда забил пять голов испанцам.

Полицейский.Проходите.

Страницкий.Господин полицейский, Вифлеемская клиника здесь, не правда ли?

Полицейский.Проходите. Национальному герою нужен покой. Проходите.

Страницкий.Правильно. Долг прежде всего! Это мне ясно. Так и должно быть в здоровом государстве. Вас удивляют, господин полицейский, мои слова'! Понимаю вас. Мы пока оборванцы, мой друг Антон производит, должно быть, особенно дикое впечатление. Но скоро мы образуем правительство. Мы, собственно, друзья Меве и хотим его навестить. Я представлю вас в лейтенанты, господин полицейский.

Полицейский.Проходите.

Страницкий.( с достоинством ). Господин полицейский, обращаю ваше внимание на то, что ваше обхождение с будущим министром не настраивает меня на присвоение вам лейтенантского звания. Теперь я мог бы сделать вас разве что вахмистром, но и то, если вы будете более вежливы. Вы почти что прохлопали ваш шанс.

Полицейский.Проходите.

Страницкий.Он не хочет. Несмотря на повышение. Но у нас ведь есть еще и твои кулаки, Антон, твои два метра десять! Вдарь-ка его попросту. И мы уж как-нибудь пробьемся вместе с моей тележкой к нашему Национальному герою. Ну давай, Антон, не спи!

Слепой моряк на тачке

Привез меня сюда.

Верните долг калеке,

Большие господа.

Скорей, Антон, скорей! Вперед, все время вперед. Дорожка прямая, как шнур, и вон уже сквозь деревья и цветы парка светятся белые стены клиники.

Диктор.Все случилось так, как и должно было случиться. Слепой, изодранный и огромный, пронесся по парку, толкая перед собой тележку безногого, испускавшего крики нетерпения. Оба олицетворяли жалкое и безнадежное усилие добраться до рая на земле — до этой самой Вифлеемской клиники, мягко светившейся между стволами, а со всех сторон спешили полицейские, смущенные странным видом обоих и охваченные вполне понятным испугом перед лицом столь явного посягательства на Национального героя.

Голоса.Стой! Держи их!

Энергичные свистки.

Страницкий.Беги, беги, Антон! Все время прямо, прямо!

Диктор.Сцена была мучительная. Как репейники, повисли на великане полицейские в сине-красных мундирах; они и не подозревали, что тот слеп; один из полицейских вскочил ему на спину, так что в конце концов побежденный толпой инвалид со стоном упал, а безногий Страницкий продолжал путь в своей потерявшей управление тележке, пока не угодил в одну из канав парка и не перевернулся.