Николай Некрасов - Утро в редакции

Семячко. Что вам угодно?

Пуговицын. Я, вот изволите видеть, с малолетства в земском суде служил. Сначала я был писцом, потом с божией помощью вышел в заседатели. По особенному благоволению местного начальства, быв неоднократно посылаем на следствия, в продолжение службы произвел их до пятисот, без всякого содействия капитан-исправника и дворянского заседателя, который, не тем будь помянут… теперь уж он (показывая вверх) там…

Семячко. А что далее?

Пуговицын. Вот, изволите видеть, самыми обстоятельствами я был поставлен на такую выгодную позицию, с которой мог безукоризненно наблюдать нравы и обычаи. Я наблюдал с разборчивостью и надлежащей осмотрительностью и записывал мои наблюдения. Ныне я вышел в отставку; приехав сюда, дошло до сведения моего, что вы изволите платить полтораста рублей за лист… Надеюсь, что не откажете принять мои сочинения.

Семячко. Я посмотрю… (А! чтоб его черт взял… уж два часа.)

Пуговицын. Могу поручиться за верность… всё истинные происшествия: по горячим следам схвачено… Да вот, не угодно ли, я прочту что-нибудь… Вот-с повесть "Нищая". Это, изволите видеть, чистая истина,-- у нас в земском суде и теперь дело хранится. Она была, сердечная, из благородной фамилии; зарезала несколько человек, так, не нарочно, совершенно невинным образом… Так вот, видите, я и назвал повесть "Нищая, или Невинная виновница".

Вбегает Трезвонов.

Семячко. (Вот тебе на!.. Еще один… Теперь их не выживешь.) (Пельскому.) Читайте хоть вы корректуру поскорей…

Пельский. Читаю, читаю.

Трезвонов. Простите великодушно… Дворовый человек ваш сказал, что вас дома нет, но я вошел помимо его объяснения; мне крайняя нужда, я же третий раз прихожу. (Становится в позицию и декламирует.)

Со брегов Оки цветущих

Дух мой рвался на Парнас,

И, помимо всех живущих,

Наконец я вижу вас…

Это приветствие -- экспромтом; а вот теперь послушайте стихотворение, которым я хочу подарить ваш журнал. (Читает.)

Четыре есть реки на белом свете -- длинных,

Широких и больших, глубоких и картинных;

Четыре красоты на белом свете есть,

Величие души, богатство, слава, честь…

Но в бренной жизни сей, в превратном этом мире

Пороков и грехов -- четырежды четыре!

Польский. (Как это дико! Да это что-то а la Грибовников.)

Семячко. (И слезы и смех… А статья моя всё не пишется.)

Трезвонов. Так вот вам-с; напечатаете -- еще дам.

Семячко. Очень благодарен.

Трезвонов. Ну, одно дело с плеч долой. Теперь в театральную дирекцию: хочу поставить трагедию.

Пуговицын. А вы и трагедии пишете?

Трезвонов. Как же, это главное мое занятие.

Лакей (входит). Из типографии, сударь, пришли, требуют назад корректуры да оригиналу просят, говорят, что, если к четырем часам не будет, нумер завтра не выдет.

Семячко. В четыре, а теперь уже половина третьего! (Притом этих господ до завтра не выживешь…) Польский, дайте ему корректуру, сколько прочитано.

Трезвонов. Так, так… вот хоть спросим их… по триста рублей за акт оригинальный…

Пуговицын. Скажите, а я и не знал. Вот мне всего лучше для театра писать, непременно буду… двойная польза…

Трезвонов. Послушайте-ка. Я вам прочту отрывочек…

Пуговицын. С удовольствием.

Семячко. Господа, извините меня, право, мне некогда; если угодно читать, пожалуйте в эту комнату.

Трезвонов. Очень хорошо-с.

Трезвонов и Пуговицын уходят в соседнюю комнату.

Семячко. Ну, слава богу! Теперь начну писать статью, а вы дочитывайте корректуру.

Садятся за работу.

Прыткой (актер, входит). Здравствуйте, что поделываете? здоровы ли вы?

Семячко. Слава богу! Только дела пропасть.

Прыткой. Слава богу -- лучше всего. У нас за кулисами теперь только и толкуют о вашей новой пиесе. Бусов громко кричит, что она никуда не годится, что она нелепа. Как можно лгать так бессовестно! Без лести, на мой вкус это прекрасная пиеса; я защищал вас, спорил с Бусовым, а он не перестает говорить свое… Признаться, он человек неспокойный, завистливый… А как он дурно играл в последний раз! Роли никогда не знает, всё по суфлеру, путается в выходах, ломается, фарсит -- просто ужас! Вы видели?

Семячко. Видел; мне показалась его игра довольно натуральною.

Прыткой. И полноте, как можно! Загордился очень, никого не слушает, а про ваши замечания говорит, что если б он по ним действовал, то его назвали бы сумасшедшим… Каково? Ваши замечания… да если я пользуюсь сколько-нибудь благосклонностию публики, то единственно вам обязан. Вы так понимаете искусство, что нельзя не последовать вашему совету.

Семячко. (К чему-то это поведет? А часы всё летят да летят, наборщики сидят без дела!)

Прыткой. Я к вам с просьбой, с большой просьбой. Если вы откажете -- я погиб.

Семячко. Что такое, мой любезнейший?

Прыткой. Мне назначен бенефис. Не знаю, радоваться или плакать. Переводных пиес брать не хочется. Из оригинальных я ничьей, кроме вашей, не возьму… все пишут так однообразно и не нравятся публике… Вам стоило бы только присесть…

Семячко. Другими словами: вы хотите, чтоб я написал вам к бенефису пиесу. Времени у меня нет, притом я дал себе слово не писать больше для театра.

Прыткой. Вы дали слово… грех, грех! Кто же после этого будет писать для сцены, на что будет смотреть публика?

Семячко. И без меня у нас много великих драматургов. Куда нам! Публика и не заметит моего отсутствия.

Прыткой. Вы решительно отказываетесь? Вы лишаете меня сбора, лишаете счастья видеть публику у себя на празднике… Бог вам судья! Пойду и сейчас же откажусь от бенефиса…

Семячко. (Ступай, голубчик, только оставь меня в покое.)

Прыткой. Что вам стоит написать небольшую пиесу хоть в одном акте; пожалуйста!

Семячко. Послушайте, обещать наверное я не могу, а если мне время позволит…

Прыткой. Ну, слава богу, на душе легче!.. Я не ошибся в вас… Вы давали пиесы Бусову, который беспрестанно бранит вас, так неужели мне откажете? Я вас уважаю от души и всегда горой стою за вас. Итак, я надеюсь… Помните же обещание… Мне рольку, да нельзя ли покороче и, пожалуйста, без куплетов, учить и некогда в не хочется…

Семячко. Хорошо, хорошо!

Прыткой уходит.

Хорош молодец, просит для себя в бенефис пиесу, а лень куплеты выучить.

Пельский. А слышали, что Бусов-то делает? А вы еще его хвалите…

Семячко. Вы и поверили… Это сплетни, мой милый. Он, видно, поссорился с Бусовым, к тому же они соперники, так и пришел вооружить меня против него… Ах, как поздно!., уж четыре часа, надо писать.

Трезвонов (вбегает). Одно слово, одно слово!., господин Семячко… вот у нас вышел спор… Изволите видеть; у меня действие в Риме, за семь лет до рождества Христова. Театр представляет наводнение. Жители встревожены, палят из пушек… Так вот они говорят, что пушек не было…