Станислав Виткевич - Дюбал Вахазар и другие неэвклидовы драмы

I П о д м а с т е р ь е. Эх, отсталое племя — какая-то мужикофильская абракадабра — шляхетско-сенкевичевские перепевы. Они ишшо тока обла-араживаются — вот скандал-то: эдакий эволюционный рулет из первосортных анахронизмов.

М у ж и к. Я буду краток: мы пришли сюды с Хохо́лом — то ись с етим вот Соломенным Чехлом — Чучело́м из пьесы самого́ господина Выспянского, а его идеи как-никак даже фашисты хотели взять за основу своего оптимистического национал-метафизического учения о наслаждении жизнью и государством в целях самозащиты международной концентрации капитала, а также...

С а е т а н. Заглохни, хам, — по морде дам!

М у ж и к. Вы не дали мне закончить — вот и получился кровавый нонсенс а ля Виткаций. Знаем мы эту вашу критику... э, да что там! Споем-ка лучше — авось хоть нашу музыку поймут — а ну-ка:

Д е в к а ( выдвигается на передний план с подносом, на котором медленно пульсирует большое, как у тура, сердце — с часовым механизмом ).

( Говорит .) Я тока щас обулась для приличия, потому сами знаете, каково оно — босиком-то на́ людях, — гей! ( Поет дальше .)

I П о д м а с т е р ь е. Архаичная символика! Босоногих девок у меня и так навалом — лучшие танцовщицы страны; с их ножками я волен делать все, что мне заблагорассудится.

К н я г и н я ( резко вскакивает и сбрасывает с себя туфли и чулки; все смотрят и ждут ). Самые красивые ноги на свете — у меня!!

С к у р в и ( просыпаясь — треснулся башкой об пол ). О, не говори так! О, зачем, зачем я заснул, несчастный! Пробудившись, я обречен терпеть все муки вновь! Может, я выражаюсь высокопарно, но мне-то уж нечего терять — я не боюсь даже быть смешным.

С а е т а н. Тихо вы там, отбросы общества! — тут дела поважнее ваших ног и ваших излияний. ( Обращаясь к Мужичкам .) Ну, что дальше?

М у ж и ч о к. А ну-кась грянем хором! ( Запевают хором .)

( Девке .) А ну-ка пой à tue-tête [95] во все горло ( фр .) , девка босоногая, лишь временно обутая.

Д е в к а ( верещит à tue-tête — во весь скрипучий голос ).

С т а р ы й м у ж и к.

С а е т а н ( страшным голосом ). Вон отсюда, гнизды угорелые!

Все трое бросаются на мужиков и выталкивают их взашей. Те в панике бегут, бросив слева соломенный сноп: он постепенно оседает и падает. Слышны вопли, например, такие: Господи, помоги! Люди мира! Хрен ему в рыло! Батюшки-светы! Кой черт! О, Боже мой!! и т. п., без счета. Люди Саетана обрабатывают мужиков молча, тяжко сопя. Едва попав на авансцену, I Подмастерье орет, не обращая внимания на слова Саетана. Саетан неторопливо возвращается, покряхтывая.

Вот мы и решили крестьянский вопрос — гей!

I П о д м а с т е р ь е ( орет ). А ну, на авансцену его, на авансцену! За дело! Публика не любит таких интермедий, хромо́лить ейный вшивый вкус.

I I П о д м а с т е р ь е. Руби его! Мочи его! Пусть знает, старый гнус, зачем он жил! Страдалец, блюдра его фать!!

С а е т а н. Эк разожрались-то за мужицкий счет! Ну что, гнизды серые, значит, вы ни на йоту, ни на арагонскую хоту — по-буржуйски пишется «йо», а читается «хо», — господи, что я плету, несчастный, на краю гибели — так вы ни на эту самую зафурдыченную йоту не изменили своих гнусных намере... Ууууууу!!!

Получает по лбу топором от I Подмастерья и с воем падает на землю... Подмастерья и Княгиня укладывают его на бараний мешок ( как в палате лордов), валявшийся с самого начала на переднем плане, черт его знает зачем. Они делают это, чтоб Саетан мог перед смертью свободно выговориться. Перед ним на столике ( который стоял там же ) на подносе дышит сердце.

К н я г и н я. Вот тут, тут его положите, говорю вам, чтобы он мог свободно изъясняться и достойно перед смертью опорожнить мозги.

Входит Ф е р д у с е н к о.

Ф е р д у с е н к о ( с чемоданом в руке ). Сюда идет — просто напасть какая-то — ужасный сверхреволюционер, прямо какой-то гипер-работяга: наверняка один из тех, кто действительно правит миром, потому что с этими-то куклами ( указывает на Сапожников) — просто комедь какая-то. У него бомба как котел, и фанат ручных целая связка: всем грозит, а на свою-то жизнь давно уж положил то, о чем, того-с, и говорить не принято, — но что же я хотел сказать...

К н я г и н я. Без глупых шуток, Фердусенко! Костюмы приготовил? Это сейчас главное...

Ф е р д у с е н к о. Ну а как же — только я не уверен, что мы все вот-вот не взлетим на воздух.

Ужасная поступь за сценой — у этого типа свинцовые подошвы.

Этот работяга — не какая-нибудь вам босоногая девка из Выспянского — это живой механизированный труп! Ницшеанский сверхчеловек родом — не из прусских юнкеров, а из пролетарской среды, которую отдельные ученые совершенно несправедливо считают клоакой человечества.

I I П о д м а с т е р ь е ( Фердусенке ). А ты чего это в лакейской одежонке ходишь? Али не слыхал, что теперь свобода? А?

Ф е р д у с е н к о. Ээ! — лакей всегда лакеем останется— при таком ли режиме, при этаком ли! Wsio rawno, по-русски говоря! Так и так взлетим на воздух!

С к у р в и. Вы-то можете сбежать — вы люди свободные. А я что? — наполовину пёс, наполовину сам не знаю — что! Так и с ума сойти недолго — ну да чему быть, того не миновать.

I П о д м а с т е р ь е. Не успеешь, сучий зоб! Мы тебе устроим такую шьтюку, что ты загнешься от ненасытности еще при шквальном ветерке — по морской шкале Бофорта, балла за два до циклона безумия, а безумие было бы блаженством в сравненье с тем, что тебя ожидает.

С к у р в и ( скулит, потом воет ). Это всё дурацкие фразы, одна-а-ако... Мммм-ууу! Ау-ауууу-уу! Как больно знать, что жизнь не удалась. Я хотел умереть от истощения — прекрасным старцем, величавым до кончиков ногтей на пальцах ног. О жизнь, теперь я знаю — ты одна! Набухли вены толще рук от этих мерзких мук. Только теперь я понимаю тех несчастных, которых обрекал на смерть и заточение, — звучит банально, но это так.

С т р а ш н ы й Г и п е р - Р а б о т я г а ( входит; бомба в руке ). Я — один из НИХ. ( Со страшным нажимом на «них» ). Я — Олеандр Пузырькевич, тот самый, которого ты, прокурор Скурви, приговорил к пожизненному. Но я смылся, причем играючи. Знаю, мерзко сказано, но языка назад не повернешь. Помнишь, что ты со мной вытворял, садист? Всё во мне раздроблено и разворочено — ты понял? То есть буквально всё: размозжены все гены и гаметы. Но дух мой составляет единое целое с моим телом, он сработан из добротной материи, закален в нержавеющей, громокипящей и шипящей стали. Вот у меня бомба — самая взрывоопасная из всех сверхвзрывчатых бомб на свете, и разговор у нас будет короткий как молния. Нате вам — за детушек моих любимых, так и не рождённых — ты погубил их, кафр неверный! Я так хотел иметь детей! Неприятные речи? — ну ничего.