Том Стоппард - Берег Утопии

Герцен. Один из нас, кажется, действительно не совсем здоров. Мое здоровье в отличном состоянии, особенно психическое здоровье, так что это, должно быть, вы. Или вы и вправду думаете, что я покорно подставлю руки под кандалы его императорского…Да сядьте вы, бога ради.

Консул. Но мне что вы прикажете делать? Поставьте себя в мое положение. Если мне придется выступать в роли посредника при акте неповиновения воле его имп… (Начинает вставать, но одергивает себя.) величества, мое имя привлечет к себе внимание в самом неблагоприятном контексте. Может даже сложиться впечатление, что я забыл о своем долге, потворствуя действиям, оскорбительным для величия престола и способным вызвать высочайшее неудовольствие.

Герцен (его это начинает забавлять). А, я, кажется, начинаю вас понимать. По-моему, нам надо выпить. Рокко! Vino. (Зовет Рокко, который прерывает свою арию, чтобы принести вина.) Отчего бы мне лично не написать графу Орлову? Тогда вы можете ничего и не знать о моем ответе.

Консул. Правда? Вы могли бы ему написать? Я был бы вам крайне признателен.

Герцен садится писать. Подают вино.

У вас праздник?

Герцен. Да, мы встречаем мою мать. Она ездила в Париж с одним из моих детей. Они возвращаются сегодняшним пароходом из Марселя.

Консул. Ваш мальчик, который глухой?

Герцен. А я все думал, зачем Орлов здесь держит генерального консула!

Консул. Нет, нет… каков эгоист! Я часто вижу ваших детей, когда они играют на пляже со своей няней.

Натали входит на веранду вместе с Сазоновым.

Натали. Посмотри, кто к нам пожаловал из Женевы!

Герцен (консулу). Позвольте вам представить мою жену. Это господин…

Консул. Баев, русский консул.

Натали испугана.

Натали. Что?… (Герцену.) Что случилось?

Герцен. Ничего не случилось. Все в совершенном порядке. (Консулу.) А это…

Сазонов становится обходительным.

Сазонов. Хм, я впечатлен. Я, кажется, никому не говорил, что приезжаю.

Консул. У меня было дело к господину Герцену.

Сазонов скептически смеется.

Сазонов. Конечно. Передайте графу Орлову мои комплименты… Он отлично осведомлен.

Консул. Вы знаете графа Орлова?

Сазонов. Нет. Но я смею думать, что он знает меня. Когда я жил в Париже, я был источником его постоянного раздражения.

Герцен. Садись, налить тебе чего-нибудь?…

Сазонов (не обращая внимания на Герцена). Вы, наверное, много слышали о моей… деятельности в Женеве. Передайте Орлову, что мы с ним однажды обязательно встретимся.

Консул. Непременно. Как ему о вас доложить?

Сазонов. Просто скажите… голубой соловей продолжает полет… Он поймет.

Герцен расписывается и заклеивает письмо.

Герцен. Ну вот и готово.

Консул принимает письмо и раскланивается с Натали и Сазоновым. Герцен провожает его. Смена времени. Вечер. Натали и Рокко, может быть еще и служанка, делают последние приготовления к встрече. Китайские фонарики, флажки, игрушки на столе и плакат «Добро пожаловать, Коля». (В идеале Саша принимал бы участие в приготовлениях, но ему уже 11 лет. Его сестре, Тате, которую зрители так и не видели, было бы семь.)

Сазонов тоже делает вид, что помогает, но скоро бросает и продолжает говорить и пить. Натали его почти не слушает.

Сазонов. Я получил письмо от Боткина…

Натали. Почему их до сих пор нет? Надо было мне поехать с Александром встречать пароход…

Сазонов. Москва была вся украшена к открытию железной дороги. Николай был в восторге. Он лично осмотрел каждый мост и каждый туннель. Аппетит его немецких родственников произвел сенсацию в вокзальном буфете.

Натали (рассеянна). Что ж они так опаздывают. Это все, наверное, из-за бабушкиных сундуков. Она путешествует, словно эрцгерцогиня…

Сазонов. Их кто-то сопровождает?

Натали. Только ее служанка и Шпильман – Колин учитель. (Рокко.) Per favore, vai a andate a vendere se vengono. [69]

Рокко. Si, senora.

Рокко встречает Герцена на краю сцены. Герцен проходит мимо него. Натали его заме чает.

Натали. Александр?… Где они?

Герцен. Они не приедут. Пароход из Марселя… не придет. (Обнимает ее и начинает плакать.)

Натали (в недоумении). Как, они совсем не приедут?

Герцен. Нет. Случилось несчастье… В море… О Натали!

Hатали. Когда приедет Коля?

Герцен. Он никогда не приедет… Прости.

Натали вырывается из его объятий и начинает его колотить.

Натали. Не смей так говорить! (Убегает внутрь дома.)

Герцен (Рокко). Убери это все. (Указывает на украшения.)

Сазонов. Господи… что случилось?

Герцен. Они столкнулись с другим кораблем. Сто человек утонуло. (Рокко.) Sbarazzatevi tutto questo. [70]

Герцен следует за Натали внутрь дома. Она начинает выть от горя. Рокко нерешительно начинает задувать свечи.

Ночь. Герцен стоит у поручней на палубе пересекающего Ла-Манш парохода. Через некоторое время он осознает, что рядом стоит Бакунин.

Бакунин. Куда мы плывем? У кого есть карта?

Герцен. Бакунин? Ты умер?

Бакунин. Нет.

Герцен. Это хорошо. Я только что о тебе думал, и вдруг ты… как ни странно… и выглядишь совершенно так же, как в тот дождливый вечер, когда я провожал тебя в Кронштадт, где тебя ждал пароход. Помнишь?

Бакунин. Ты был единственным, кто пришел проститься.

Герцен. А теперь ты единственный, кто пришел проводить меня!

Бакунин. Куда теперь?

Герцен. В Англию.

Бакунин. Один?

Герцен. Натали умерла, три месяца назад… Мы потеряли Колю. Он погиб в море, вместе с ним моя мать и молодой человек, который учил его говорить. Никого из них не нашли. Натали этого не вынесла. Она ждала еще одного ребенка, и после родов у нее уже не было сил жить. Младенец тоже умер.

Бакунин. Мой бедный друг.

Герцен. Ах, Михаил, если бы ты слышал, как Коля говорил! Это было так забавно и трогательно… Он понимал все, что ему говорили, и, готов поклясться, он тебя слушал! Хуже всего то… (Он почти срывается.) Если бы только это случилось не ночью… Он не слышал в темноте – не видел губ.

Бакунин. Маленький Коля – его жизнь оборвалась так рано! Кто этот Молох?

Герцен. Нет, не то, совсем не то. Его жизнь была такой, какой была. Оттого что дети взрослеют, мы думаем, что их предназначение – взрослеть. Но предназначение ребенка в том, чтобы быть ребенком. Природа не пренебрегает тем, что живет всего лишь день. Жизнь вливает себя целиком в каждое мгновение. Разве мы меньше ценим лилию от того, что она сделана не из кварца и не на века. Где песня, когда ее спели, или танец, когда его станцевали? Только люди хотят быть хозяевами своего будущего. Мы твердим себе, что у мироздания нет других забот, кроме наших судеб. Каждый день, каждый час, каждую минуту мы видим непредсказуемый хаос истории, но думаем, что художник что-то перепутал. Где единство, где смысл величайшего творения природы? Ведь должна же непредсказуемость течения миллионов ручейков случайности и своеволия быть уравновешена прямым как стрела подземным потоком, который всех нас несет туда, где нам назначено быть. Но такого места на Земле нет, потому оно и зовется Утопией. В гибели ребенка не больше смысла, чем в гибели армий или наций. Был ли ребенок счастлив, пока он жил? Вот должный вопрос, единственный вопрос. Если мы не можем устроить даже собственного счастья, то каким же надо обладать запредельным самомнением, чтобы думать, что мы можем устроить счастье тех, кто идет за нами. (Пауза.) Что с тобой случилось, Бакунин? Тебя предали?