Том Стоппард - Берег Утопии

Блaн. Социалистическая Франция приветствует Венгрию, Италию и буржуазную республику в изгнании… И Германию, Германию и еще раз Германию. По одиночке мы ничто, все вместе мы дерьмо.

Руге и Кинкель демонстративно игнорируют друг друга. Руге «не замечает» Маркса.

Маркс (Джонсу). Будьте поосторожнее с этой марионеткой Луи Бланом. Уклонист по самую свою вонючую задницу.

Ворцель (пожимая руки). Герцен! Польша прощает Россию!

Джонс. I say! Это же Герцен!

Маркс. Россия к делу не относится. Я предлагаю исключить Герцена из Комитета.

Джонс. О, I say. Так нельзя.

Маркс. Я подаю в отставку! (Уходит.)

Эмигранты открыто освистывают его уход.

Руге. Детоубийца!

Кинкель. Паразит! Приживал!

Ледрю-Роллен. Онанист!

Мадзини. Экономист! (Не обращаясь ни к кому в отдельности) Arrivederci! [75]Сегодня Милан – завтра весь мир. (Уходит.)

Блан. Прожектер.

Ворцель (Джонсу). Может быть, начнем? В пять часов я даю урок математики в Мазвел-Хилл.

Джонс. Господа! Тише, тише! Заседание международного братства демократов в изгнании объявляю открытым.

Тем временем драматическая сцена с участием Кинкелей и Мальвиды достигает апогея. Никто не обращает на них внимания. Иоанна размахивает пистолетом в направлении Кинкеля и Мальвиды.

Иоанна. Аспид! Застегни свои пуговицы! Я была слепа, слепа!

Кинкель. Нет, нет! Не стреляй! Подумай о Германии!

Иоанна стреляет из пистолета.

Звук выстрела, похожий на звук хлопнувшей двери, резко будит Герцена.

С этого момента «интерьер у Герценов» включает в себя (постоянно, или временно, или по мере надобности) столы, стулья, кресла, стол, диван и так далее, так же как и обозначенные двери и замкнутые помещения.

Мальвида только что вошла в комнату, где спал Герцен.

Прочие персонажи его сна остаются невдалеке. Они светски болтают, держа бокалы с вином, курят, накладывают себе закуски, которые время от времени приносит горничная. Слышится раскат добродушного смеха эмигрантов в ответ на чьи-то слова.

Герцен (просыпается). О!.. У вас все в порядке?

Мальвида. Простите ради бога, сквозняком захлопнуло дверь… Я стучала.

Герцен (поднимаясь). Нет, нет, простите меня! Я вдруг устал… а после этого будто сразу…

Мальвида. Вам что-то снилось?

Герцен. Господи, надеюсь, что да.

Мальвида. Я получила ваше письмо.

Герцен. Да, конечно. Мое письмо.

Мальвида. Вы ищете учительницу для ваших детей.

Герцен. Только для Таты. У Саши свои учителя, а Ольга еще слишком мала. После смерти моей жены девочки жили у друзей в Париже. Пришло время нам быть всем вместе. Тате будут нужны математика, история, география и… Вы ведь говорите по-английски?

Мальвида. Я могла бы преподавать начинающим. На каком языке мне вести остальные уроки? По-французски или по-немецки?

Герцен. Без сомнения! Мы говорим по-русски en famille. [76]

Мальвида. Я бы хотела выучить русский. Я читала «С того берега», но, конечно, только по-немецки.

Герцен. Вы знаете мою книгу? Хотел бы я увидеть ее на русском! Да где уж…

Мальвида. Да, об этом можно было только мечтать. У меня в Германии был близкий человек, который принимал участие в революции. Он умер в прошлом году. Умер молодым. Кто-то обронил перчатку. Детская…

Герцен. Это мое.

Мальвида поднимает маленькую перчатку с пола рядом с креслом Герцена. Она отдает перчатку Герцену. Он кладет перчатку в карман.

Герцен. Ну что ж, сколько я вам буду платить?

Мальвида. Я бы предложила два шиллинга в час.

Герцен. Я бы предложил три. Пожмем руки, как англичане? (Пожимают руки. Он собирается проводить ее в другую комнату.) Дома мы называем англичан «айсейками». «I-say-ки!»

Мальвида присоединяется к Кинкелям. Иоанна застегивает Кинкелю пальто. Кошут, прощаясь, пожимает всем руки. Вечер подходит к концу, как полагается, с помощью горничной, которая подает пальто и шляпы.

Иоанна. На улице туман? Мой легкомысленный кавалер явно решил себя уморить.

Венгерский адъютант Пекс (Герцену). Monsieur le gouverneur [77]просит позволения откланяться, чтобы не задерживать ваших гостей.

Руге (Джонсу). Mr Jones – Marx tells me you Chartists will be in the government in two years – and private property abolished in three! [78]

Джонс. О, I say. По-моему, это преждевременно.

Ледрю-Роллен. Солнце революции может взойти только во Франции! Франция – это значит Европа! (Жалуется своему адъютанту.) Полюбуйтесь! Кошут уходит раньше меня!

Кошут (Ворцелю). К сожалению, этот достойный восхищения господин – Ледрю-Роллен – витает в облаках.

Ворцель. Вы слышали? Мадзини жив, но скрывается.

Кошут. Отважный патриот, но, увы, романтик.

Кошут и Ворцель пожимают руки. Кошут жмет руку Герцену и уходит. Кинкель прощается с Джонсом.

Ледрю-Роллен (своему адъютанту). А теперь еще и немцы уходят! Вы бы поискали экипаж, а то я останусь вообще последним.

Адъютант уходит выполнять указание.

Кинкель (Герцену). Мальвида показала мне ваше письмо. Должен признаться, я пришел в ужас. Письма в Англии складывают втрое, но ни в коем случае не вчетверо! Особенно когда пишут к даме!

Герцен (Мальвиде). Дети с няней скоро вернутся. Она немка, так что вы поладите.

Иоанна. Нам пора, нам пора! Если Готфрид потеряет голос, что будет с Германией?

Кинкель, Иоанна и Мальвида уходят.

Джонс (Герцену). Я обещал Эмилии, что с самого утра займусь стрижкой газонов.

Герцен (вежливо недоумевая). Safe journey! [79]

Джонс уходит. Герцен возвращается к оставшимся гостям – к Блану, Ледрю-Роллену, Руге и Ворцелю, который уснул.

Ледрю-Роллен (обращаясь к Блану). А вы знаете, что Кошут, когда он триумфатором явился в Марселе, проповедовал рабочим социализм, а в Англии превозносит парламентскую демократию.

Герцен. Он был бы дураком, если бы делал наоборот.

Ледрю-Роллен. Но ведь это лицемерие.

Герцен. Где здесь лицемерие? В признании, что тут – это не там? Попытка подогнать всех под единый шаблон – это прямо по Марксу.

Блан. В чем дело?

Герцен. Все в порядке… Мне приснились эмигранты. Настоящее змеиное гнездо, и ни одного ядовитого зуба. Но они говорили по-русски! Невероятно. Вы ведь не знаете русский, не так ли?

Блан (сайт с толку). А что? Я разве там тоже?…

Герцен. Это был сон. Вам бы не понравилось, если бы вас там не было. И в любом случае это правда. Единственное, что объединяет эмигрантов, – это неприязнь к англичанам.

Ледрю-Роллен. Англичанам есть над чем поработать. Это рабство закрытых по воскресеньям ресторанов. Что это? Особая ресторанная теология? А уж как откроются, так лучше бы уж закрылись поскорее…

Блaн. Англичане считают себя самой просвещенной нацией на свете, но при этом до сих пор не знают, что такое порядок. Ни в чем нет никакой системы. Ни в обществе, ни в праве, ни в литературной жизни. Все растет и переплетается само по себе. Тут есть такое слово «shroobbery», не слышали? Я видел указатель в ботаническом саду – «Shroobbery» – «Дикие заросли», и никакого сада! Вся Англия – это сплошное «shroobberry».