Александр Гриценко - Носитель

АЛЕКСАНДР. Ты только не пиши, что это все в Литературном институте случилось, в знаменитом вузе писателей, а то он тебе не будет благодарен…

ВИТЯ. Напишу. Пусть знает.

АЛЕКСАНДР. Зря.

ВИТЯ. А то так будет не интересно… Надо писать. Я даже знаю, как начать.

АЛЕКСАНДР. Ты всю ночь писал, да?

ВИТЯ. Да, Санек.

Витя садится за компьютер, Александр берет книгу, ложится в кровать.

АЛЕКСАНДР. В институт сегодня не пойдешь?

ВИТЯ. Нет, завтра, попишу сегодня.

Витя стучит по клавиатуре, Александр читает. Затмение.

Александр и Витя сидят на кроватях, едят вареные пельмени, запивают — Витя чаем, Александр пивом, которое наливает из пластиковой бутылки.

ВИТЯ. Я все как есть описал. Получился триллер. Еще ректора нужно туда вписать (смеется).

АЛЕКСАНДР. Его стоит.

ВИТЯ. Как мне надоел этот институт. И ректор и все остальные. Вокруг не одного порядочного человека или гавно, или стукачи. Эта Даша Полевая, которая живет одна в отдельной комнате, хотя все по два три четыре человека, она только и сидит в ректорате. По-моему она вообще на занятия не ходит.

АЛЕКСАНДР. И ничего не пишет.

ВИТЯ. А ее все равно держат, потому что стучит. И папа у нее министр культуры Краснодарского края.

АЛЕКСАНДР. Уже сняли.

ВИТЯ. Сняли? Здорово! Хоть в чем-то есть справедливость! Я когда в Воронеже жил таких просто убивал. Помню, одному такому интригану голову молотком проломил.

АЛЕКСАНДР. Зачем?

ВИТЯ. По глупости, ума не было. Мы с другом позвали его в сарай. И так его там, что он потом в больницу попал. Он мне давно уже не нравился — интриган, стукач. Мне потом это дело пацаны предъявили, так нельзя делать по «понятиям», молотком бить, он был без всего, но я выкрутился. Вспомнил, что он когда-то «травой» торговал. И предъявил ему это. Он значит «барыга» «по понятиям».

АЛЕКСАНДР. И молотком его бить можно, если он «барыга»?

ВИТЯ. Да.

АЛЕКСАНДР. Может быть это и правильно, если бы Дашу выбросили с седьмого этажа, возможно, многие вздохнули бы свободно.

ВИТЯ. Так им и надо. Мой литературный учитель таких бьет в воронежском Союзе писателей. Интриганов и сволочей. И рассказ написал про них, называется «Богема».

АЛЕКСАНДР. Читал.

ВИТЯ. Там про воронежских писателей. Особенно про одного.

АЛЕКСАНДР. Поэтому твоего учителя в Воронеже и не любят.

ВИТЯ. А ему любовь не нужна. Он в отличие от них настоящий писатель. Они ему завидуют, прежде всего.

Входит Люся.

Че не стучишься?!

ЛЮСЯ. Ой, извините, ты тоже ко мне без стука вламываешься.

ВИТЯ. А где Катенок?

ЛЮСЯ. Она к тетке поехала.

АЛЕКСАНДР. Понятно к какой тетке она поехала…

ЛЮСЯ. А, оказывается вчера, еще до того как Вадим у вас под дверью умер, Маша, из 512, выбросилась из окна.

АЛЕКСАНДР. Чего??

ЛЮСЯ. Мне комендант сейчас рассказал. Мы же вчера сначала фильм по компьютеру смотрели, потом спать рано легли, поэтому ничего не знали.

АЛЕКСАНДР. Прямо наваждение на наш институт какое-то. Что ли полнолуние. Она разбилась насмерть?

ЛЮСЯ. Нет, ноги сломала. Она на жестяной козырек упала, который над входом в подвал. Он ее это…

АЛЕКСАНДР. Самортизировал.

ЛЮСЯ. Короче, козырек спружинил, и потом ее сбросил на асфальт, а если бы она сразу на асфальт упала, то точно бы разбилась.

ВИТЯ. А зачем она выбросилась?

ЛЮСЯ. Говорят, ее недавно в дурдом из общаги увозили. Там ей поставили диагноз «шизофрения». Комендант сказал, что когда ее нашли внизу, она сказала, что с таким диагнозом жить не хочет.

АЛЕКСАНДР. Творческий вуз.

ВИТЯ. Че ты все комендант, комендант. А, Люся? То ночуешь у него, то коньяк с ним пьешь. Он тебе скажет. Не понятно, как он из простых лимитчиков-рабочих в двадцать лет поднялся до коменданта общежития. Точнее понятно. Ты с ним еще коньяка попей, может быть, тоже кем-нибудь станешь.

ЛЮСЯ. Я ночевала у него только один раз, потому что у меня ключей от комнаты не было. Просто так спала. На втором диване.

ВИТЯ. Лицо такое хитрое (треплет ее за щеку). Люся.

ЛЮСЯ (смеется). Все меня хотят за щеку потрепать. Надоели уже. Что у меня лицо такое полное?

АЛЕКСАНДР. Как у хомячка.

ЛЮСЯ. Да идите вы.

АЛЕКСАНДР. Маша сейчас в больнице?

ЛЮСЯ. Да, наверно. У нее две ноги сломаны.

АЛЕКСАНДР. А открытые или закрытые переломы?

ЛЮСЯ. Не знаю.

АЛЕКСНДР. Все равно нескоро выпишут.

ВИТЯ. А про Вадима комендант ничего не говорил? Где хоронить будут, здесь или домой повезут?

АЛЕКСАНДР. Да, кстати. У него ведь ни родителей, ни родных, никого нет.

ЛЮСЯ. М-м-м, я не расспрашивала его. Он сам говорит. Мне даже неприятно все это.

ВИТЯ. Какая чувствительная, Люська.

ЛЮСЯ. Засруська. Вот такая.

Садиться на кровать Александра.

АЛЕКСАНДР. Что с ним вообще случилось?

ЛЮСЯ. Комендант сказал — инфаркт. (Смеется) Ну, что вы так смотрите. Я просто говорю «комендант», потому что это он мне все рассказывал. А вы ревнуете? Да? Да?

АЛЕКСАНДР. Конечно, Люся. Мы только и ревнуем тебя ко всем. Сидим с утра до вечера в этой комнате и ревнуем.

ВИТЯ (Александру). Ты не хочешь написать статью в своей газете, как тут в общаге Литинститута люди погибают, а комендант с девочками-экономистами в это время коньячок пьет.

ЛЮСЯ. Че ты там про экономистов сказал?

АЛЕКСАНДР. Нет, не хочу, мне в этих кругах еще жизнь жить, не хочу никого против себя настраивать.

ВИТЯ. Какой хитрый!

АЛЕКСАНДР. Обыкновенный. Зачем лезть на рожон? А экономисты отстой, приехали в нашу общагу и самые лучшие этажи заняли. Живут с холодильником в чистых комнатах, а мы в грязных ютимся без холодильников, хотя эта общага наша испокон веков.

ЛЮСЯ. Это литераторы отстой, за счет высшей школы экономики, между прочим, у вас на этажах ремонт сделали.

АЛЕКСАНДР. И сами на этих этажах живете. Ничего, вот скоро выгоним вас.

ЛЮСЯ. Да пожалуйста.

АЛЕКСАНДР (ласково). Люсенька, экономист-социолог.

ВИТЯ. Ой, нашел как с ней — Люсенька. Взял ее так (берет за руки). И положил на кровать (кладет).

Входит Катя.

КАТЯ. Вы тут не скучаете совсем.

АЛЕКСАНДР. Почему? Скучаем!

КАТЯ. Я вижу.

Витя целует ее.

Опять намусорили и посуду грязную оставили.

ВИТЯ. Я могу сам помыть.

КАТЯ. Не надо, Витя, Катя помоет.

Люся сидит и грустно смотрит в одну точку. Витя и Катя выходят с тазиком грязной посуды. Несет Витя.

Александр некоторое время следит за грустной Люсей.

АЛЕКСАНДР. Всегда за тобой слежу и не могу понять, ты о чем-то думаешь? У тебя такое печальное лицо.

ЛЮСЯ. А ты что думаешь, я вообще, что ли дура, ни о чем думать не могу?

АЛЕКСАНДР. Вот о чем ты сейчас думала? Интересно просто.

ЛЮСЯ. Ни о чем. Делать просто нечего. Скучно. Может быть, выпьем вечером вино? Давай?