Ромен Роллан - Дантон

Сен-Жюст. Кто же еще делает больше, чем ты? Свобода всего мира — в Париже.

Робеспьер. Здесь истощаешь силы в борьбе с пороком. Ты невольно пачкаешься об него. Признаюсь, когда я вижу, как поток Революции несет вместе с добродетелью мерзость злодейства, я начинаю бояться, как бы грязное соседство развращенных людей не замарало и меня в глазах грядущих поколений.

Сен-Жюст. Поставь между ними и собою топор. Дотрагиваться до скверны должно только железом.

Робеспьер. Всюду разложение. Оно коснулось таких людей, на которых я особенно рассчитывал. Старинных друзей.

Сен-Жюст. Долой дружбу! Есть только отечество!

Робеспьер. Дантон угрожает. Это внушает нам подозрения. Он то и дело разражается грубой бранью. Он окружает себя интриганами, развратниками, финансистами, у которых отняли их богатства, разжалованными офицерами. Вокруг него объединяются все недовольные.

Сен-Жюст. Да погибнет Дантон!

Робеспьер. Дантон был республиканцем. Он любил отечество. Вероятно, любит его и теперь.

Сен-Жюст. Кто оскорбляет отечество безнравственной жизнью, тот вовсе не любит его. Кому привились пороки и правила аристократии, тот вовсе не республиканец. Я ненавижу Катилину. Его циничная душа, пошлый ум, подлость политикана, который лавирует между всеми партиями и всеми ими пользуется для своих целей, — все это унижает Республику. Дантона нужно сокрушить!

Робеспьер. Он увлекает за собою в пучину безрассудного Демулена.

Сен-Жюст. Демулен — это бесстыдный ритор, для которого несчастья родины только повод, чтобы показать, какой у него красивый слог, это честолюбивый остроумец, который ради какой-нибудь антитезы готов пожертвовать свободой отечества!

Робеспьер. Это дитя, сбитое с толку друзьями и собственным остроумием.

Сен-Жюст. Когда Франция в опасности, остроумие тоже есть преступление. Несчастья родины наложили на все государство печать мрачной торжественности. Я не доверяю людям, которые в такое время могут смеяться.

Робеспьер. Я люблю Демулена.

Сен-Жюст. А я люблю тебя. Но я первый осудил бы тебя, если бы ты совершил преступление.

Робеспьер (в смущении отходит от Сен-Жюста. Затем, после короткого молчания, снова приближается к нему) . Благодарю тебя. Ты — счастливец, ты не знаешь колебаний. В тебе ничто не может перевесить ненависть к пороку.

Сен-Жюст. Я видел порок на более близком расстоянии, чем ты.

Робеспьер. Где же?

Сен-Жюст. В себе самом.

Робеспьер (с удивлением) . В себе? Но ведь вся твоя жизнь — это образец самоотверженности и сурового самоотречения!

Сен-Жюст. Ты не знаешь.

Робеспьер (недоверчиво) . Какой-нибудь грех юности?

Сен-Жюст (мрачно) . Я стоял на краю пропасти. На дне этой пропасти я увидел преступление, и оно чуть было не поглотило меня. Тогда я дал клятву уничтожить его во всем мире, как и в себе самом.

Робеспьер. А я порой устаю от этой борьбы. Враг слишком многочислен. Сможем ли мы преобразить человечество? Сумеем ли мы претворить в жизнь нашу мечту?

Сен-Жюст. Если бы я убедился, что это невозможно, я бы в тот же день закололся кинжалом.

Элеонора (отворяет дверь. Шепотом) . Пришли Билло-Варенн и Вадье.

Робеспьер, Сен-Жюст, Билло-Варенн, Вадье. Входят Билло-Варенн, понурив голову, мрачный, изнемогающий от усталости, с блуждающим взглядом, и Вадье, насмешливый, желчный, с поджатыми губами. Робеспьер и Сен-Жюст с подчеркнуто холодным видом встают. Все приветствуют друг друга сухим и коротким кивком головы, без рукопожатий.

Билло-Варенн. Братский привет!

Вадье (увидев Сен-Жюста) . А, Сен-Жюст!.. Значит, дело пойдет. Теперь мы наверстаем.

Билло и Вадье, не дожидаясь приглашений, садятся. Сен-Жюст ходит по комнате. Робеспьер стоит, прислонившись к косяку окна. Молчание.

Билло. На гильотину! Ты слишком долго выжидал, Робеспьер, — мы в опасности. Если Дантон доживет до завтра, Свобода погибла.

Робеспьер. Есть новости?

Билло (показывает ему бумаги) . Посмотри. Изменник не унимается.

Робеспьер. Кто?

Вадье. Твой друг, Максимилиан, Камилл, твой дорогой Камилл.

Робеспьер. Опять что-нибудь написал?

Билло. Только что перехвачена корректура. Прочти.

Вадье (потирая руки) . Седьмой номер «Старого кордельера». Продолжение «Символа веры доброго пастыря».

Робеспьер. Безумец! Когда же он замолчит?

Билло (преследуемый навязчивой идеей) . На гильотину!

Сен-Жюст (читает вместе с Робеспьером) . Демулен — это распутная девка. Он не может себя не бесчестить.

Робеспьер. А Дантон?

Билло. Дантон рвет и мечет. Разглагольствует в Пале-Рояле. Поносит Вадье, меня, всех патриотов. Демулен с ним заодно. Сидят за одним столиком с Вестерманом и непотребными девками и осыпают Комитет непечатной бранью. Вокруг них гогочет толпа.

Сен-Жюст. Слышишь, Робеспьер?

Робеспьер (презрительно) . Это не опасно. Пока Дантон пьянствует, мы успеем все спокойно обдумать. (Просматривает корректуру.) Итак, этот сумасшедший сам себе подписывает приговор!

Вадье. Да уж, мой дорогой, на сей раз демагог Демулен отрезал себе все пути к отступлению.

Билло. Теперь не сносить ему головы!

Сен-Жюст (читая) . Он сравнивает Комитет с Нероном и Тиверием.

Билло (читая) . Он осмеливается утверждать, что мы преследовали Кюстина по указке Питта, — и не за то, что Кюстин изменил, а за то, что он изменил не до конца.

Вадье (читает) . «Национальное собрание превратилось в подчиненный Комитету бесправный парламент, непокорных членов которого бросают в тюрьмы».

Робеспьер (проверяет) . Тут написано «превратится», а не «превратилось».

Вадье. Это все равно.

Билло (читает) . «Почему бы Комитету окончательно не упразднить Республику, если депутатов, которых нельзя подкупить, он сажает в Люксембургскую тюрьму?»

Робеспьер (проверяя) . «Способен посадить», а не «сажает».

Билло (с досадой) . Не придирайся!

Сен-Жюст (читая) . Он имеет наглость заявлять, что «чиновники военного министерства назначают на ответственные посты в армии братьев своих содержанок — актрис».

Вадье. У него язык без костей, и когда он его развязывает, то уж ни перед чем не останавливается: ни перед тем, чтобы дезорганизовать оборону, ни перед тем, чтобы унизить Францию в глазах заграницы.