Ромен Роллан - Дантон

Сен-Жюст. Я презираю тот прах, из которого я состою. Мое сердце — единственное принадлежащее мне благо, и я пройду по окровавленному миру, не осквернив чистоты моего сердца.

Билло (с непреклонною и презрительною суровостью) . Уважение к себе — это тот же эгоизм. Будет осквернено сердце Сен-Жюста или нет, нас это не касается, нам нужно спасать Республику.

Сен-Жюст (вопросительно глядя на Робеспьера) . Робеспьер!

Робеспьер. Успокойся, друг мой. Революционные бури не подчиняются обычным законам. К той силе, которая преобразует мир и создает новую мораль, нельзя подходить с точки зрения прописной морали. Разумеется, надо быть справедливым, но мерилом справедливости в данном случае является не совесть отдельной личности, а совесть общественная. Народ — это наш свет, спасение народа — наш закон. Нам надо было только спросить себя: хочет ли народ гибели Дантона? Если этот вопрос решен, значит, все решено; остается только дать бой и победить. Справедливость в том, чтобы восторжествовал правый. Ждать мы не можем. Нужно нанести Дантону удар немедленно. Из великодушных побуждений оставлять в его руках оружие — это значит подставлять свою грудь под кинжал убийц. Тогда у кормила Республики немедленно станет военный и финансовый деспотизм. Десятилетия гражданских войн опустошат нашу отчизну, а наши имена, которые должны быть дороги человечеству, народ произнесет с проклятием.

Билло. Победить любой ценой! Пусть грозное зарево нашей диктатуры осветит весь мир!

Вадье. Дело не в том, на законном основании будет осужден такой-то или не на законном, а в том, будет Европа якобинской или не будет.

Сен-Жюст (скрестив на груди руки, как Робеспьер на картине Давида «Клятва в Зале для игры в мяч») . Так возьми же мою честь, о Республика, если она нужна тебе, поглоти меня, возьми меня всего, без остатка!

Билло (весь дрожа, голосом, прерывающимся от волнения) . Быть может, в это самое время Республика уже задушена, наши идеи растоптаны, светоч разума погас на несколько сот лет... Скорей!

Робеспьер. Арестуйте Дантона. (Подписывает бумагу.)

Билло подписывает с лихорадочной быстротой.

Сен-Жюст. Ради тебя, Свобода! (Подписывает.)

Билло. А Конвент не подведет?

Робеспьер (презрительно) . Конвент всегда готов пожертвовать своими членами ради общественного блага.

Вадье (подписывает) . Это уж мое дело.

Робеспьер (со вздохом) . Все тяжелее ложится на наши плечи бремя Революции.

Вадье (в сторону) . Тигр разводит церемонии, а сам облизывается.

Робеспьер. Горькая необходимость. Для того чтобы спасти Республику, мы ее калечим.

Сен-Жюст (мрачный и возбужденный) . Философ Иисус сказал своим ученикам: «Если твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее; если твоя нога соблазняет тебя, отруби ее; если твой глаз соблазняет тебя, вырви его, ибо лучше для тебя, чтобы ты вошел в царствие божие одноглазым калекой, чем иметь два глаза и быть вверженным в геенну». А я говорю: «Если друг твой развращен и развращает Республику, отсеки его от Республики; если брат твой развращен и развращает Республику, отсеки его от Республики. И если из зияющей раны потечет кровь Республики, твоя собственная кровь, то пусть течет: да будет Республика чистой или же да умрет! Республика —— это добродетель. Где скверна, там нет Республики».

Вадье (в сторону) . Они — помешанные. Буйно-помешанные. Их надо немедля связать — и в сумасшедший дом. Только сначала — то, что не терпит отлагательств. (Направляется к выходу.)

Билло. Подожди, я сейчас подпишу.

Вадье. Ты уже подписал.

Билло. Разве?.. Не помню. Что я сделал? Хорошо ли я сделал?.. Tristis est anima mea!.. [7] Печальна душа моя!.. ( лат. ) Мне бы растянуться сейчас на лугу, на зеленой траве! Дышать благоуханным воздухом лесов!.. Ручей, а по берегам его — ивы! Покоя!.. Покоя!..

Робеспьер. Созидатели Республики находят покой только в могиле.

Революционный трибунал.

Фукье-Тенвиль, общественный обвинитель. Эрман, председатель. Присяжные, жандармы, публика. На скамьях подсудимых Дантон, Демулен, Эро, Филиппо, Вестерман, а также Шабо и Фреи (лица без речей); тут же сидит в кресле Фабр д'Эглантин. В публике, в первом ряду, художник Давид со своими друзьями. Окна в зале открыты. С улицы доносится гул толпы. Время от времени в зарешеченном дверном оконце, сзади председателя, появляется голова Вадье, наблюдающего за процессом. У двери стоит генерал Анрио. Эрман и Фукье-Тенвиль по временам тревожно оглядываются на него.

Допрашивают Шабо и Фреев. Дантон взволнован, негодует. У Демулена подавленный вид. На лице у Эро спокойная улыбка. Филиппо, стиснув зубы, глядя прямо перед собой, готовится дать отпор. Фабр, больной, откинулся на спинку кресла. Публика теснится, смотрит с жадным любопытством. Она, как зрители на представлении мелодрамы, отзывается на все перипетии процесса, который и развлекает ее и в то же время волнует.

Председатель (обращаясь к Фреям) . Вы агенты Питта.

В народе ропот.

Народ. Изменники! Продажные твари!

Председатель. Вы хотели разложить Конвент. Чтобы вам легче было спекулировать и воровать, вы составили проект подкупа представителей народа. Вы определили цену совести каждого из них.

Дантон (громогласно) . Председатель, дай мне слово!

Народ (волнуется и, захваченный происходящим, теснится, чтобы рассмотреть Дантона) . Дантон... Дантон... Это сейчас Дантон говорил!..

Председатель. Ждите своей очереди, Дантон.

Дантон. Какое я имею отношение ко всей этой мрази? Что у меня общего с этим жульем?

Председатель. Вам скажут.

Дантон. Врожденное благородство не позволяет мне добить этих мерзавцев. Вы это знаете и злоупотребляете моим молчанием для того, чтобы народ подумал, будто я чем-то связан с этими нечистыми на руку банкирами, воришками, взяточниками.

Народ (со смехом) . Слыхали? Вот как рассвирепел...

Эро. Не волнуйся, Дантон.

Председатель. Уважайте правосудие. Вы дадите показание в свое время.

Фукье-Тенвиль. Сиди спокойно, Дантон. Тебе наравне с твоими соучастниками придется держать ответ по обвинению в порче нравов.

Дантон. Безнравственный Дантон — не чета всей этой продажной сволочи. Предоставь мне по крайней мере первое место. Дантон никогда ни в чем не будет посредственностью: ни в пороке, ни в добродетели.