Евгений Шварц - Клад

Птаха (глубоко снизу). Идите, идите себе мимо.

Дорошенко.Кто говорит?

Птаха.Ничего, ничего. Этого не бывает. Не испугаете.

Дорошенко.Да разве же я пугаю. Это ты, Птаха? А? Чего молчишь? Птаха!

Птаха.Как же вы не пугаете, когда незнакомым голосом меня по имени зовете.

Дорошенко.Птаха! Живая ты? Вот чудеса-то!

Птаха.Никаких нет чудес. Я лежу на камнях совершенно спокойно. Вон даже светает. Никаких нету чудес.

Дорошенко.Птаха!

Птаха.Довольно, довольно. Еще ночью, когда шуршало чего-то, я, может быть, боялась. А теперь вижу — обыкновенная елочка, с одного бока ободранная, вместе со мной съехала, стоит возле и шуршит иголками. И вас я хоть и не вижу, а понимаю, что все очень просто. Вы или мираж, или какое-нибудь горное эхо. Мы проходили в школе.

Дорошенко.Совершенно верно, умница.

Птаха.Вы, значит, мираж?

Дорошенко.Не то, а все очень просто. Я колхоза председательница, Дорошенко, ребят твоих встретила и Грозного. Узнала, что ты в опасности, и бегом сюда.

Птаха.А они, а наши?

Дорошенко.Они люди городские, тише идут, их Али-бек ведет.

Птаха.Встретились! Ай да я! Я хоть и пропаду, да найдусь. А, тетка?

Дорошенко.Лежи, лежи тихо.

Птаха.А меня они не заругают? А?

Дорошенко.За что? Обрадуются.

Птаха.Ну да, обрадуются. А Грозный?

Дорошенко.Убежал.

Птаха.Куда?

Дорошенко.Говорит, веревку искать.

Птаха.Меня вынимать?

Дорошенко.Может быть, так, а может, и не так… Старик хитрый…

Птаха.Что вы все на него… Я его давно знаю — он добрый.

Дорошенко.Добрый… У нас в горах говорят: кто тридцать лет охотник и все жив-здоров, тот человек недобрый. Он зверям скот скармливает за свою безопасную охоту…

Далекий грохот.

Птаха.Это еще что? Гром?

Дорошенко.Нет, не гром,

Птаха.А что?

Дорошенко.Обвал, После дождя земля размякла. Катятся камни, другие за собой сбивают.

Птаха.Знаю, мы в школе проходили…

Дорошенко.Да не вертись ты, того и гляди, дальше сползешь.

Птаха.Не сползу, тетка. Я очень живая, не могу так лежать. Скоро меня вынимать будут?

Дорошенко.Скоро, скоро.

Вбегает Али-бек.

Али-бек.Живая?

Дорошенко.Даже, пожалуй, что и слишком, Так крутится, как тот волчок. Герой! Где все?

Али-бек.Толстый мальчик башмак переобувает. Муравей ему залез, кусает палец. Сейчас будут.

Птаха. Али-бек!

Али-бек.Сейчас все тут будут.

Птаха. Здравствуй!

Али-бек. Здравствуй! Сейчас они идут.

Птаха.Покажись, где ты?

Али-бек.Не могу.

Птаха.Почему?

Али-бек.Стыдно… Ой, вот! Суворов пришел! (Убегает.)

Суворов.Ну что?

Дорошенко.Молодец девочка. Лежит, не скулит, не ноет.

Суворов (заглядывает вниз). Ну, Птаха. Эх, Птаха!

Птаха.Ты, Шура, не ругайся. Ты радуйся.

Суворов.Я радуюсь… Я только… Ну, Птаха! (Тихо Дорошенко.) Ну и высота!

Вбегают бегом Орлов и Мурзиков.

Мурзиков.Где она?

Суворов.Сейчас увидишь.

Орлов.Доставать будем?

Суворов. Подождем веревок.

Мурзиков.Неужто без этого нельзя?

Суворов.Подите взгляните, только без глупостей — поняли?

Мурзиков и Орлов заглядывают в провал.

Мурзиков.Тю!

Птаха.Тю на тебя…

Мурзиков.Валяется на камнях над пропастью — смотреть противно.

Птаха.Шура, чего он дразнится?

Мурзиков.Почему это я не сверзился, Орлов не сверзился, а ты не можешь без фокусов? Тогда заблудилась, а теперь новое безобразие.

Птаха.Шура, чего он лезет? Что я, виновата? Шла, а земля подо мной осела. Еще похвалите, что я жива.

Орлов.Эх, гадость какая! Как глубоко… Меня даже затошнило… А тебя тошнит, Птаха?

Птаха.А меня нет. Съел?

Суворов (ребятам). Подите сюда. (Орлову.) Что вы ее, головы дурацкие, пугаете? Высота… Затошнило… Поймите, что она чудом на уступе держится… Лежит над пропастью, не жалуется, не боится. Ее развлекать надо, пока веревки принесут, а вы тут… Умники!

Мурзиков.Не будем. Птаха!

Птаха.Чего?

Мурзиков.Хочешь монпансье?

Птаха.Шура, он опять…

Мурзиков.Я не опять, дурочка…Я тебе на ниточке спущу. Ладно?

Птаха.Давай, Шура, погляди, чтоб он мне соль не спустил или гадости какой-нибудь.

Суворов.Ладно. Где Али-бек?

Дорошенко.Прячется.

Суворов.Почему?

Дорошенко.Говорит, стыдно ему.

Суворов.Чего стыдно?

Али-бек (из-за скалы). Старика испугался.

Суворов.Что?

Али-бек.Старика Грозного испугался. Стыдно мне. Зверя не боялся, буйвола бешеного не боялся — от старика рукой закрылся, как маленький. Надо было взять…

Дорошенко.Это он сам… старик-то… навел… Его штуки, дикие его штуки… Ты ни при чем.

Птаха.Ох, позор, позор, позор…

Али-бек.Меня ругаешь?

Птаха.Да больше тетку.

Дорошенко.Меня? За что же это?

Птаха.Солнце светит. Все освещает. Кругом тепло. Жучки повылезли, бегают, работают. А вы такие глупости говорите, как будто ночь.

Дорошенко.Это, Птаха ты моя дорогая… хитрый старик, скрытный… Это и днем и ночью скажу.

Суворов.Довольно сказок. Старик сейчас придет.

Дорошенко.Дождешься!

Суворов.Дождусь. Не достать Птаху без веревок. Я, болван, виноват. Думал, иду с ребятами, буду ходить легкими дорогами, и кинул веревки. А того, что вышло, не предвидел. Ну, хорошо, хоть так дело кончается. Али-бек, ты мне нужен. Хотел по дороге с тобой говорить, а ты все вперед, в глаза не глядишь.

Али-бек.Стыдно.

Суворов.А стыдно, так заглаживай вину. Отвечай на вопросы. Почему тебя Али-бек богатырь прозвали? Только за силу?

Али-бек.Нет, не только… Еще за то, что… Только я сейчас рассказывать не могу…

Суворов.Ничего, ничего. Птаха, лежи спокойно, чтобы я о тебе не беспокоился. Жди старика. Веревку принесет.

Птаха.Подожду, ничего! Я монпансье грызу…

Суворов.Ну и ладно, Ну, Али-бек, говори… Напугаешь ты меня или обрадуешь?…

Али-бек.Я… Только я рассказываю не очень хорошо… По-русски разговариваю хорошо, рассказываю не так хорошо.