Проспер Мериме - Жакерия

Брат Жан. Гром небесный, разрази это аббатство и всех ханжей в нем!

Брат Игнатий. Господин аббат был сначала в ужасном гневе; он говорил, что вас по меньшей мере надо бросить в тюрьму, заковать в кандалы [41] Власть аббата над монахами простиралась еще дальше. ( Прим. автора. ) .

Брат Жан. Пусть попробует! Он увидит, что сила во мне еще есть.

Брат Игнатий. Мы все возмутились, и тут брат Годеран всем показал, какой он вам друг. Он резко возражал господину аббату и немало сделал, чтобы заставить его переменить решение.

Брат Жан. Теперь поздно проявлять ко мне дружеские чувства! Надо было проявить их на собрании капитула.

Брат Игнатий. Как бы то ни было, при нашем посредстве все уладилось. И вот на чем мы порешили: мы обещали, что в течение месяца вы будете поститься и читать каждое утро и каждый вечер по семи покаянных псалмов...

Брат Жан. Пусть черт меня возьмет, если я соглашусь на это!..

Брат Игнатий. Да вы только согласитесь, а там дело ваше. Не пойдет же настоятель проверять, читаете ли вы молитвы...

Брат Жан. Ну, ладно. Ах, какого труда мне стоит притворяться, что я повинуюсь этому дураку!

Брат Игнатий. Единственно, на чем он упорно настаивал, это на том, чтобы вы на коленях, в церкви, испросили у него прощения за ваше непослушание и неверие.

Брат Жан (в ярости) . Я!.. На коленях!..

Брат Игнатий. Он этого требует, а мы все умоляем вас подчиниться.

Брат Жан. Мне стать перед ним на колени?.. Мне?.. Перед этим ханжой?.. Да я скорее подожгу монастырь и пойду в капелланы к Оборотню!

Брат Игнатий. Видите ли, мой милый друг, он наш аббат, наш настоятель; при желании он может причинить вам много зла.

Брат Жан. Проклятие глупцам, избравшим его!

Брат Игнатий. Увы! Что сделано, того не воротишь. Об этом не стоит больше думать. А теперь он может заточить вас на всю жизнь в подземелье. Вот чего не надо забывать.

Брат Жан. О, если б мне удалось ему отомстить!

Брат Игнатий. Здесь немало людей, ненавидящих вас за ваши познания, и они станут подзадоривать настоятеля, чтобы он поступил с вами покруче. По-моему, самое благоразумное...

Брат Жан. Клянусь богом, я сниму с себя иноческий чин и опять надену латы.

Брат Игнатий. Не так-то легко отсюда уйти — вспомните судьбу бедного Коле: ведь он тоже хотел было сбросить рясу. Послушайте: я придумал уловку, чтобы хоть отчасти избавить вас от неприятностей этой церемонии. Вы войдете в церковь перед началом службы и остановитесь перед ним. А я зазвоню в колокольчик, и вы, понятно, станете перед ним на колени. Но и ему придется сделать то же самое, и если вы процедите при этом сквозь зубы два-три слова, то тем все и кончится. Ваша честь будет спасена, так как вы сможете сказать, что стали на колени вовсе не перед ним.

Брат Жан. Хороша выдумка!

Брат Игнатий. Тюрьма, пост, цепи, бичевание плоти или уловка, к которой вы отнеслись с таким презрением. Выбирайте. Я оставлю вас и скоро вернусь, чтобы узнать ваше решение. Прощайте!

Брат Жан. У меня ад в душе, я не знаю, на что решиться, но все же я благодарен вам, брат Игнатий.

Брат Игнатий уходит.

(Один.) Я отомщу или умру. Я больше не в силах сносить издевательства этого сумасброда.

Стук в дверь.

Кто там еще лезет ко мне?

Входит послушник.

Послушник. Отец! Крестьяне из Апремона хотят поговорить с вами.

Брат Жан. Ну, чего им от меня нужно? Неужели меня надо поминутно тревожить из-за бездельников, которые лезут исповедоваться?

Послушник. Они говорят, что пришли по важному делу.

Брат Жан. Пусть войдут. Какая скука! Наверно, надо уладить какую-нибудь тяжбу. Но ничего не поделаешь, с крестьянами приходится считаться.

Входят Симон, Моран, Бартельми, Гайон, Тома. Послушник уходит.

Симон. Простите за смелость, ваше преподобие, но мы пришли поведать вам великую тайну. Ведь правда, братцы, это великая тайна?

Все. Да, великая тайна.

Брат Жан. Говорите скорее, мне некогда.

Симон. Эта тайна... Да вот Моран вам все расскажет.

Моран. Нет, говори ты; ты начал.

Симон. Нет, ты скажешь лучше моего.

Брат Жан. Ну? Скоро вы кончите? Говори ты, Моран, что вам от меня надо?

Моран. Отец! Вот этот человек из Жене, его зовут Тома, у него сестра замужем за моим двоюродным братом, тележником из Жене.

Брат Жан. Ну?

Моран. Ну вот, приходит он из Жене и говорит, что все у них мрут с голоду: сами знаете, год был неурожайный, и все злы.

Брат Жан (нетерпеливо) . Ну?

Моран. Все злы на мессира Филиппа де Батфоля, владельца Жене.

Симон. И на всех прочих сеньоров. (В сторону.) Смело сказано, а?

Брат Жан (с притворной небрежностью) . Ну так что же?

Моран. Вот вы бы ему и сказали хорошую речь, вроде той, какую мы недавно от вас слышали. Помните, вы тогда говорили нам, что мы трусы, если позволяем скверно обращаться с собой людям, у которых не больше силы и ловкости, чем у нас?

Брат Жан. А какая мне нужда повторять то, что вы так хорошо запомнили?

Тома. Постойте, отец, я вам прямо, начистоту скажу. По нашим местам много найдется людей, которые могли бы крепко ударить, только б нашелся человек, который бы сказал: «Бей!»

Брат Жан (в сторону) . Гроза готова разразиться.

Моран. То же самое, что у нас, происходит и в Розевале, в Бернильи, в Ласурсе, во всех деревнях Бовуази, всюду... Все считают, что сеньоры для нас хуже саранчи.

Брат Жан. Значит, вы все в заговоре... Вы сговорились между собой, чтобы освободиться?

Симон. Правильно. Мы все заодно.

Брат Жан. И вы отважились бы пустить в дело копья, чтобы стать свободными?

Моран. Да. С тех пор, как у меня отняли быков, я чувствую в себе отвагу воина. Я теперь уже не струшу перед копьем.

Симон. Мне бы только отомстить злодею сенешалю, а уж я не побоюсь удара копья, ничего не побоюсь.

Все крестьяне. Да, черт побери, мы готовы теперь наносить удары и не боимся получать их.

Брат Жан. Что ж, это вы хорошо придумали! Но от меня-то что вам нужно? Вы, как видно, приняли свои меры, и мне не следует...

Симон. Мы столковались, только у нас нет вожака.

Моран. Да, нам надобен вожак.

Тома. Человек всем известный.

Бартельми. Словом, если б только вы взялись руководить нами!.. Ведь вы и так наш заступник...