Александр Попов - Выпуск 4. Семь пьес с необычной судьбой

ЗЕНИН. Мускул свой, дыхание и тело тренируй с пользой для военного дела!

ДОРОДНЫХ( кричит, выходя из женской половины ). Где мой французский дезодорант? Вот ворье!

ЗЕНИН. Вы не в казарме, выбирайте выражения! Дезодорант изъят мной для облагораживания рабочей атмосферы в туалете.

ДОРОДНЫХ( замечая Иванова ). Доброе утро, Юрий Витальевич, как спалось?

ИВАНОВ. Как ни странно — хорошо. Вот только курить очень хочется, не знаю, что и делать!

ЗЕНИН. Только через мой труп!

ДОРОДНЫХ. Потерпите же, вы как маленький мальчик. О-о, как вы ухитрялись прятать всю эту гору мышц? Можно, я потрогаю бицепс? Вы идеально сложены для своего возраста, вот что я вам скажу!

РЕБЕЗОВА( тихо ). Ну и нахалка ты, Ленка.

ДОРОДНЫХ. Какая есть — не обратно лезь! ( Уходит в туалет. )

Появляется Гаркуша.

ИВАНОВ. Иван Данилович, курить хочется, придумайте что-нибудь.

ЗЕНИН. Только через мой труп.

ГАРКУША. Что мне за это будет?

ИВАНОВ. Все что в моей власти!

ГАРКУША. Утреннее лекарство.

ЛАПИН( выходит из мужской половины ). И мне.

ГАРКУША. Утреннее лекарство для меня и Бори! Давайте ваш противогаз. До чего я умный, сам иногда удивляюсь. Закуривайте, Юрий Витальевич, закуривайте, не бойтесь, а выдыхайте сюда, только сзади наперед. ( Протягивает ему противогазную коробку. ) Ну как, никакого выхлопа?

Иванов жестами выражает радость.

ЛАПИН. Прошу выдать премию за изобретение! ( Идет к столу вместе с Гаркушей, выпивают и закусывают. )

Сияющая утренней красотой, из туалета выходит Дородных.

ИВАНОВ( с коробкой в зубах ). О-о-о!

РЕБЕЗОВА. Какой персик пропадает — куда только мужики смотрят!

ЛАПИН. Может, он с нитратами.

ДОРОДНЫХ. Тьфу на тебя!

РЕБЕЗОВА. Завтрак готов!

ЗЕНИН. Объявляю общее построение с поголовным радиационным контролем всех главных органов тела. Становись!

Все строятся.

МАША. Как в лагере — руки проверять.

ГАРКУША. Точно — еще шмон общий провести и вертухаев по вышкам расставить.

ЗЕНИН. Разговорчики в строю! Прошедшие контроль имеют доступ к столу.

Иванов меряет всех по очереди, повторяя «Вы в норме — пятнадцать микрорентген». Последней стоит Дородных, ее контроль затягивается.

ДОРОДНЫХ. Как у меня с активностью, Юрий Витальевич?

ИВАНОВ( в отупении измеряя ее ). Повышенная, но не могу определить локализацию.

РЕБЕЗОВА. Юрий Витальевич, Лена — вас ждут!

Все сидят за столом и завтракают. Молчание прерывает Лапин.

ЛАПИН. Почему я не вижу в рационе профилактических средств против радиационного поражения кроветворной системы наших организмов?

ГАРКУША. Да, почему? Организмы в наличии, а профилактики нету. Кое-кто позабыл уроки Чернобыля. Жорес, надо!

ЗЕНИН. Кира, выдай особо пораженным, они ж не отстанут!

ИВАНОВ. Я, пожалуй, тоже. Хотя некоторые авторитеты и возражают, но, знаете ли, народная мудрость, вековой опыт, этого так сразу не отбросишь.

ДОРОДНЫХ. И мне тоже.

ЗЕНИН. Лей всем.

МАША. Я не буду.

ТОЛИК. Я тоже не буду.

ГАРКУША. Правильно, вы организмы молодые, сами справитесь. А мы поколение застойное, застоялись, стало быть, нам допинг нужен. ( Забирает порции Толи и Маши. ) Ты меня уважаешь, Борис?

ЛАПИН. Я горжусь тобой, Иван! Ты для меня… даже не знаю кто!

Завтрак продолжается.

ГАРКУША( после некоторого молчания ). Хорошо сидим.

ЛАПИН. И не говори.

ТОЛИК( читает брошюру ). «После периода тяжелой депрессии у пораженного личного состава возможна кратковременная эйфория». Что такое эйфория, ху ноуз?

ЛАПИН. Это когда хорошо сидим.

ЗЕНИН. Попрошу не матюгаться на языке противника. Объявляю приказ: прежние нормы продовольствия сохраняются только командному составу, раненым и беременным женщинам. Кира Андреевна, выяви беременных и раненых.

РЕБЕЗОВА. А кто начальство?

ЗЕНИН. Я и Юрий Витальевич.

ИВАНОВ. Я отказываюсь в пользу… э-э-э… в пользу беременных!

ЗЕНИН. Не положено. Есть инструкция.

ГАРКУША. На всякую инструкцию есть табуретка.

РЕБЕЗОВА. Нет, только не это! Будьте же милосердны!

ЛАПИН. Мы только обозначим, слегка так!

ЗЕНИН. Что такое — бунт?! Имею право применить оружие!

ЛАПИН. Ваше оружие, как сказал Василий Константинович, — передовая марксистско-ленинская идеология. Вот и приложите ее к текущему моменту каким угодно концом!

ИВАНОВ. Действительно, назрела необходимость обсудить наше положение с философской позиции, а именно — что нам делать в сложившейся ситуации? Сколько можно ждать?

РЕБЕЗОВА. Столько дел — получить карточки, отоварить их, окна заклеить, в конце концов.

ГАРКУША. К зиме термоядерной готовишься? Клейстеру не хватит, Кира, клейстер дефицит.

ЛАПИН. И где вы увидите эти стекла, поставьте на них крест, Кира Андреевна, они уже выбиты. Только фанера!

МАША. А квартиры целы?

ЛАПИН. Квартиры должны остаться, но только сталинские.

МАША. А если будут… ну… пустые, то есть, не пустые, а лишние — их отдадут тем, у кого нет?

ГАРКУША. Упрашивать будут — не возьму!

РЕБЕЗОВА. Дурак ты, что ли, Иван?! Вроде еще и не пил как следует! Квартиру — да не взять!

ГАРКУША. Я давно, еще до войны, приложил эту хреновую идеологию к текущему моменту. Поставлю памятник жене — и уеду в деревню, я и дом присмотрел.

ЛАПИН. А как же я, Иван?!

ГАРКУША. Дом большой — места всем хватит. И тебе, и корове, и свинкам. Как Матроскин с Шариком жить будем, чем мы хуже собак-то! Аппарат беспартийный у меня давно сварганен, с двойной перегонкой, уемистый и дюже экономный — его на ВДНХ — верная золотая медаль!

ЛАПИН. А утки с гусями?!

ГАРКУША. Все будет — кроме баб, чисто мужской фермерский монастырь. Ну, агропром, скорей всего — того! И колхозы тоже — того! Дизелек небольшой — клади десять бутылок первача — есть прапорщик знакомый, бутылка — полцистерны соляры. Он на танковом полигоне базой заведует, там танков — во! А с самогоном плохо. А у нас все наоборот будет.

ИВАНОВ. А баня у вас будет?

ГАРКУШАБаня — первое дело. Попарился — и в озеро, камыши, уточки посвистывают — жизнь вокруг — никакого коммунизма не надо!