Александр Островский - Том 3. Пьесы 1862-1864

Вот он! Как же ты посмел,
Не показавшись, по городу шляться?
Все пьянствуешь, анафема! Смотри!
Кнута попробуешь! Когда приехал?

Сегодня утром.

Что ж ты не явился?
Об двух ты, что ли, головах, бездельник!
Ну, мы сочтемся дома. Говори,
Что видел и что слышал.

Есть письмо.

Давай сюда! Проворней!

А словами
Приказывал аль нет? В письме не пишет
Всего, и дельно: писано пером,
Не вырубишь и топором. Он пишет:
«А про мое здоровье Павел скажет».
Ну, сказывай!

Бог милует, здоров.
И кланяться велел тебе, и молвил,
Что он своим умом живет, что в мутной
Воде он ловит рыбу втихомолку,
И что своя рубашка к телу ближе,
Что смелым Бог владеет. Вот и все.
Какой приказ твой, государь, мне будет?

Ступай теперь в народе потолкайся!
И, что услышишь, приходи сказать!

Что тяжко воздыхаешь?

О грехах.
К земле гнетут и тянут, словно ноша.
Что ж у вечерни-то, Иван Иваныч,
Ты не был? Аль проспал?

И то проспал.
Лег после хлеба-соли малым делом
Соснуть, да и проспал. Хожу, гуляю,
Пусть ветром пообдует после сна.

Гуляй, гуляй! Вы люди молодые,
Еще замолите; а нам так жутко
Приходит, старикам. Не нынче-завтра
Бог по душу пошлет; тогда уж поздно
Грехи замаливать: ступай к ответу!
Судья предстанет, свиток развернут,
Что злые мурины [3]всю жизнь строчили
На всяком месте и во всякий час.
Что делал худо, черный мурин пишет;
Помыслил — не пропустит и того.
Чего-чего в том свитке не найдется!
А добрых дел вот списочек, такой
Коротенький, представит со слезами
Хранитель-ангел и отыдет прочь.

Ты что-то рано умирать задумал!
А выдет, что и нас переживешь.

«Не весте, сказано, ни дня, ни часа».

Да что ты приуныл, как посмотрю я?
И все вы, точно мухи в сентябре,
Чуть бродите.

Да что ж тебе за диво!
Не радует ничто — и приуныли.
Тебе что весело?

Унынье — грех!

Да и плясать, когда другие плачут,
Не спасенье!

Ведь это человеком:
Один слезлив, другому обухом
Слезы не вышибешь. Пойдем! Есть дело
Мне до тебя. Попьем да потолкуем.

Что ж, праздничное дело, я не прочь.

У нас так праздник каждый день, Василий
Семенович. Где бражник, там и праздник.

Давненько не видались.

Шесть недель.

Как время-то идет!

А что?

Да скоро.

Не больно-то! Мне эти шесть недель
Не за год, не солгу, а за полгода
Никак не меньше показались.

Что так?

Да разве ты не знаешь?

Ах, голубчик!
Я думала, что ты уж и забыл!

А ты б и рада?

Да не то что рада,
А все не время, некогда подумать.

Об чем тут думать, голову ломать!

Кто ж за меня подумает?

Все я же,
И за себя и за тебя.

Какой ты
Догадливый! Спасибо, что избавил
Меня от тяжкой думы, от заботы!
Позволь спросить, по-твоему-то как же
Выходит?

Помолясь, да по рукам.
Сиротским делом сходим на могилку
Родителям почившим поклониться,
А там, как водится, честным пирком
Да и за свадебку.

Не долго думал,
А хорошо сказал.

А нечто худо?

Ты лучше знаешь.

Значит, так и быть,
По-моему?

Да ну, уж ладно, ладно.

Утешила меня ты. Точно камень
Лежал на сердце, отлегло теперь,
А то, бывало, сердце, ровно голубь,
Так и колотится без перемолку.

Ты помолчи пока, мой друг сердечный!

Зачем молчать? Кого же мы боимся!

Что прежде времени молву пускать!
Не к спеху дело, погодим немного.

Чего еще? Ты развяжи меня!

Ну, что на улице за разговоры!
Не мало дней у Бога; потолкуем
И после, без помехи, на досуге.
Ступай себе! Вон, видишь, из собора
Татьяна Юрьевна выходит. Плачет
Об муже, бедная. Прощай, голубчик!
Пойду я к ней, разговорю немного.

Поверь, что с глазу, больше ни с чего.

А то испортил кто-нибудь. По ветру
Болезнь пущают злые люди часто.

Татьяна Юрьевна, оставь кручину!
Напрасным страхом сердце не томи!
Пройдет невзгодье, мирно Бог устроит
И миром оградит святую Русь,
Тогда Кузьма Захарьич перестанет
Печалиться, здоров и весел будет.
Не плачь, греха на душу не бери!

Как мне не плакать! Ты бы поглядела,
Что сталось с ним. Как ярый воск, он тает.
От сна, от пищи, от всего отстал
И буйную головушку повесил.
И все молчит. Вот иногда и спросишь:
«О чем ты, мил-сердечный друг, тоскуешь?»
Не скажет; нет, не скажет, промолчит,
Махнет рукой, а иногда заплачет,
Так и уйдет. Посмотришь вслед ему,
Да и зальешься горючьми слезами.