Пьер Бомарше - Бомарше — Лекуантру, своему обвинителю.

Пользуюсь случаем, господа, чтобы вновь выразить благодарность вам и высокочтимым членам трех объединенных комитетов — дипломатического, по военным делам и Комитета двенадцати — за весьма лестное свидетельство, которым вы все удостоили почтить мое гражданское бескорыстие, являющееся, на мой взгляд, всего лишь добросовестным выполнением долга; вы сделали бы то же самое, будь вы на моем месте.

Прошу вас принять, господа, заверения в почтительнейшей преданности доброго гражданина.

Подпись: Карон де Бомарше ».

Признаюсь, неприятное чувство страха не оставляло меня, пока я не получил от них ответа.

Вот какой ответ я получил назавтра, около полудня:

«Господину де Бомарше.

Париж, 20 июля 1792 года.

Чтобы избавить Вас, сударь, от какого бы то ни было беспокойства в связи с изменениями, внесенными по нашей просьбе , поскольку мы потребовали , чтобы был изъят пункт о помещении на хранение суммы, соответствующей стоимости ружей в голландских флоринах , которую государство должно было передать Вашему нотариусу (точно так же, как Вы при получении аванса в размере пятисот тысяч франков передали на хранение нотариусу военного министерства пожизненные контракты на сумму в семьсот пятьдесят тысяч ливров) , и Вы согласились оставить эти деньги в руках государства , проявив полное к нему доверие, мы с удовольствием повторяем Вам, сударь, что по единодушному мнению комитетов и министров, Вы дали доказательства патриотизма и истинного бескорыстия , отказавшись получить от врагов государства по двенадцать — тринадцать флоринов наличными за каждое ружье, уступив их нам в кредит по цене восемь флоринов восемь су и ограничившись весьма скромным доходом при стольких жертвах; Ваше поведение в этом деле заслуживает самых высоких похвал и самой лестной оценки . Мы вновь заверяем Вас, сударь, что в случае, если после пересчета, проверки, упаковки и опечатывания г-ном де Мольдом оружия, право владения на которое Вы нам передаете, и после получения нами как его описи, завизированной этим полномочным посланником, так и счетов на Ваши расходы, которые по договору должны быть возмещены Вам военным ведомством, Вам понадобятся новые средства для улаживания Ваших дел , военное ведомство не откажет Вам в выдаче таковых из остатка нашего Вам долга, как мы о том договорились , принимая во внимание, что Вы поступились помещением денег на хранение у Вашего нотариуса.

Примите наши уверения, сударь.

Подпись: военный министр А. Лажар ,

министр иностранных дел Сципион Шамбонас ».

Читая это письмо, я думал: они почувствовали, как я удручен, они поняли, что не должны ни минутой долее оставлять меня в таком состоянии. Да зачтется им это! Из груди моей вырвался вздох облегчения. Я еще не все потерял, сказал я себе; если даже новые препятствия помешают мне довести до конца это дело, оправданием мне будет, по крайней мере, то, что я приложил все старания: похвалы, которых я удостоился, послужат мне сладким утешением. Но, по совести, я обязан просить у всех прощения: меня ведь побудили заподозрить в недоброжелательстве весь Совет; я заподозрил обоих министров в намерении помешать доставке оружия, чтобы оказать тем самым услугу противной партии; этого нет и в помине! По счастью, я согрешил лишь в тайне сердца, и мне не нужно исправлять никаких ошибок, совершенных на людях: я раскаиваюсь и пойду завтра поблагодарить министров, этого достаточно.

Напрасно люди так опасливы! Ни Совет, ни министры отнюдь не хотели мне навредить, нет! Напротив, лишь здесь это важное дело и было взято под покровительство. Теперь я не стану доверять всяким слухам. Задержать ружья было бы таким вероломством, что по меньшей мере легковерно обвинять кого-либо в подобном преступлении по отношению к нации! Все это, как я вижу, отместка канцелярий , вся причина в сребролюбии; мне дали наглядный урок, что не следует никогда творить добро, если это мешает им обделывать свои делишки и посягает на заведенный ход грабежа.

Я поехал обедать в деревню, где задержался из-за недомогания. Через два дня мне сообщили, что министры получили отставку ; что военное министерство вручено некоему г-ну Абанкуру , а министерство иностранных дел — г-ну Дюбушажу . «О небо! — подумал я. — Тот, кто теряет одно мгновение, теряет его непоправимо. Промедли я день, и мне не удалось бы ничем подтвердить принесенных мною жертв!»

Поскольку в изменившихся обстоятельствах менялось и мое положение, то вместо того, чтобы адресовать начальнику артиллерийского управления упреки за все изменения, внесенные по его требованию в трижды переделанный акт, я счел должным поблагодарить его, напротив, за труды, которые он дал себе, чтобы завершить дело: все иное было ни к чему и могло лишь повредить мне. 25 июля я направил ему следующее письмо:

«Господину Вошелю.

Сего 25 июля 1792 года.

Имею честь, сударь, послать Вам из деревни, где я нахожусь, один из четырех экземпляров последнего договора, заключенного мною с министрами военным и иностранных дел (это была копия, предназначенная объединенным комитетам) . Я прилагаю также копию письма, которое я имел честь направить им уже после подписания, оно касается новых сумм, которые, буде в том возникнет необходимость для моих дел, я имею право получить, коль скоро я поступился помещением на хранение у моего нотариуса всей суммы долга, как Вы знаете, приняв в соображение Ваши справедливыезамечания. Нотариус, однако, обратил мое внимание на то, что в договоре имеется моя расписка в получении двухсот с лишним тысяч флоринов ; и что я согласился не получать их, пока не добьюсь снятия ареста, связанного с нелепым протестом, направленным против меня и врученным военному министру. Поскольку оба министра ушли в отставку, прошу Вас, сударь, сделайте мне одолжение, сообщите с ответной почтой, в какой форме должен я обратиться к новому министру, чтобы получить эти двести тысяч флоринов. Г-н Лажар, как Вы знаете, не дал мне ордера на выплату этой суммы; быть может, мне надлежит получить от нового министра предписание, удостоверяющее, что я ничего не получил.

Примите поклон от

Подпись: Бомарше ».

Я прощупывал почву, так как хотел собрать побольше доказательств. Г-н Вошель ответил мне без обиняков:

«Париж, 27 июля 1792 года,

Я получил, сударь, письмо, которое Вы оказали мне честь написать и к которому были приложены копии Вашего нового договора, Вашего письма к г-ну Лажару и пр.

В Вашем договоре, действительно, имеется расписка на двести с лишним тысяч флоринов, как бы полученных Вами; однако ничто не служит более полным подтверждением того, что выплата не была произведена, как Ваше согласие, выраженное ниже, на отсрочку всех платежей до снятия ареста, вызванного опротестованием.