Пьер Бомарше - Бомарше — Лекуантру, своему обвинителю.

По счастью, мне пришло в голову перечитать любезный ответ г-на Кристина на мои два письма от 19 августа! С радостью я обнаружил в нем разгадку, которую искал (ибо, когда ожесточенно доискиваешься разгадки, то, найдя ее, испытываешь, даже если она несет беду, некое удовлетворение от того, что докопался до истины); я увидел в письме, читатели, то, что увидите и вы.

«Париж, 22 августа 1792 года.

Я был лишен, сударь, возможности ответить вчера на Ваши два письма, врученные мне курьером. Вторым Вы уведомили меня, что Вам известен ответ, полученный мною на первое. (Этот ответ был распоряжением Собрания обсудить вопрос в комитетах.) На меня было возложено Наблюдательным комитетом и Комитетом двенадцати отправиться к г-ну Ролану за получением положительного ответа на письмо муниципалитета Гавра, адресованное г-ну председателю Собрания…»

Вы понимаете, читатели: Собрание направляет г-на Кристина во временные исполнительные органы отнюдь не для того, чтобы ему был дан от имени Собрания приказ написать в Гавр о задержке г-на де Лаога во Франции. Оно направляет г-на Кристина в комитеты, чтобы обсудить дело без огласки, как я того желал; эти же комитеты не находят ничего лучшего, как послать г-на Кристина к г-ну Ролану за готовым ответом министроввовсе не на запрос Национального собрания , а на письмо Гаврского муниципалитета ; что в корне меняет дело, поскольку таким образом Собрание и комитеты перелагают опять решение на тех же министров; и г-н Ролан тут (в этом я впоследствии неоднократно убеждался) всего лишь послушное перо господ Клавьера и Лебрена , единственных министров, имеющих касательство к ружьям. Что же делают эти господа, занявшие свои посты лишь за несколько дней до того и получившие всю информацию о том, что происходило в период их солнечного затмения, от г-на Лебрена , который ранее был управляющим делами министерства? В своем ответе муниципалитету они говорят, что по распоряжению Собрания обязаны воспрепятствовать отбытию в Голландию того единственного человека, в поездке которого крайне заинтересовано Собрание, человека, назначенного вдобавок объединенными комитетами!.. С помощью этого фокуса они снова перешли дорогу нашим ружьям! Каковые должны достаться Константини .

Господин Кристина заканчивал свое письмо очень просто:

«Получив пакеты (пакеты г-на Ролана) , — говорит он, — я не мог далее задерживать нарочного. (Пакеты, следственно, были запечатаны.) Вручив их около восьми часов, я приказал ему взять экипаж и срочно заехать к Вам за Вашими письмами. Не сомневаюсь, что он это сделал и что Вы не преминули поторопить его с отъездом. Примите мои уверения в искренней преданности и т. д.,

Подпись: Ж.-Ж. Кристина ».

Слова г-на Кристина , человека обязательного, — «не сомневаюсь, что Вы не преминули поторопить его с отъездом» , — не оставляли, если бы мне еще нужны были доказательства, никаких сомнений в его уверенности, что курьер вез в Гавр известие, которое было мне приятно . Таким образом, он, единственное связующее звено между Собранием и комитетами, между двумя комитетами и министрами, между министрами и курьером, не знал, что эти последние воспрепятствовали моему другу выполнить его миссию! Тем более не знало этого Национальное собрание, которое министры обвиняют в отдаче распоряжения, пагубного для общего блага!

Граждане, вот каким методом я пользуюсь, чтобы вам стала ясна, как она ясна мне, причастность министров ко всем последующим гнусностям.

Таким образом, Константини требовал от меня, угрожая, сто тридцать тысяч ливров (или шестьдесят тысяч флоринов) за доставку моих ружей, в качестве единственного человека, якобы располагавшего мощными средствами, чтобы вырвать их из Тервера . А новые министры, задерживая Лаога во Франции и отказываясь предоставить залог , облегчали замысел г-на Константини: они доводили меня до отчаяния, чтобы сделать сговорчивее! Но раньше чем сказать об этом вслух, я должен был получить подтверждение своих догадок . Я получил его из Голландии.

Я составил пространную записку в Национальное собрание, прося его назначить судей; ее как раз перебеляли, когда, 23 августа, в пять часов утра, раздался громкий стук: это пришли меня арестовать и опечатать мой дом! Меня поволокли в мэрию, где я простоял в темном коридоре с семи утра до четырех часов пополудни, и никто, кроме людей, меня арестовавших, мне слова не сказал. Они пришли ко мне в восемь часов и сказали: «Оставайтесь здесь, мы уходим; вот расписка по всей форме, которую нам на вас выдали».

«Прекрасно, — подумал я, — вот я, как говяжий скот на площади : провожатые получили свою расписку, а мне, надежно спутанному, остается только дождаться мясника, который меня купит!»

После того, как я прождал стоя девять часов, за мной пришли и отвели меня в комитет мэрии, именовавшийся Наблюдательным, где председательствовал г-н Панис , который и приступил к допросу. Удивленный тем, что ничто не записывается, я сделал по этому поводу замечание; он ответил мне, что это пока общая предварительная беседа и что формальности будут соблюдены позднее, когда с моего имущества будут сняты печати. Из разговора я узнал, что в Пале-Рояле выкрикивали мое имя, обзывая предателем, отказавшимся доставить во Францию шестьдесят тысяч ружей, уже мне оплаченных; что на меня поступили доносы .

— Назовите доносчиков, сударь, прошу вас; или я назову вам их сам.

— Что ж, — сказал он, — это некий господин Кольмар , член муниципалитета; некий господин Ларше , да и другие.

— Ларше? — сказал я ему. — А, можете не продолжать! Пошлите только за портфелем, отложенным мною и опечатанным отдельно: вы убедитесь в черных кознях этого Ларше и некоего Константини , да и других , как вы изволили выразиться, которых еще не настало время назвать.

— Завтра печати будут сняты; мы увидим, — сказал г-н Панис, — а пока что вы переночуете в Аббатстве .

Я провел там ночь, и провел ее в камере с несчастными… которые вскоре были обезглавлены!

На следующий день, 24-го, после полудня, два муниципальных чиновника явились за мной в Аббатство, чтобы я мог присутствовать при снятии печатей и переписи моих бумаг. Операция продолжалась всю ночь, до девяти утра 25-го; затем меня отвели в мэрию, где мой темный коридор вторично принял меня в свое лоно вплоть до трех часов пополудни, когда я вновь предстал перед Наблюдательным комитетом под председательством г-на Паниса.

— Нам доложили, — сказал он, — результаты проверки ваших бумаг. Вы достойны только похвал; но вы говорили о портфеле с документами по делу о ружьях, в злонамеренной задержке которых в Голландии вы обвиняетесь ; эти господа уже просмотрели его (речь шла о муниципальных чиновниках, снимавших печати), они оба даже сказали нам, что мы будем удивлены .