Владимир Голышев - Пьесы

Пушкин (продолжает) : …Другое тревожит. Зубоскальство нынче почитать стали за художественность. Хорошо – если порядки критикует и что-то там обличает. Как бы не задавил плющ сей литературу нашу и театр. Впрочем, не подмостки меня нынче занимают.

Наталья Николаевна (недовольно) : Опять твой несносный Пугачев? Что за охота? Не понимаю тебя совсем. Столько заботы, столько трудов.

Пушкин вскакивает.

Пушкин (горячо) : А ты вообрази: герой и злодей греческим и римским вровень жил среди нас… ну почитай вчера! Еще есть лица, бывшие свидетелями и участниками тех событий. Они старые уж совсем. Помирают. Документы выходят из оборота, в хранилищах иные портятся. Промедлить счас – следующему поколению многажды тяжелее придется…

Слышен крик ребенка и шипение няни. Наталья Николаевна бросает на Пушкина сердитый взгляд и с недовольным видом скрывается в детской. Обескураженный Пушкин садится на диван.

Пушкин (сам с собою, вполголоса) : Не дай мне Бог сойти с ума… С ума… сума…

Ребенок затих. Пушкин встает, чтобы идти в комнаты. В этот момент звенит резкий требовательный звонок. Слуга мешкает. Звонок звучит опять. Ребенок снова кричит. Пушкин подходит к двери сам. Слуга едва поспевает за ним следом. Пушкин открывает дверь – в прихожую довольно бесцеремонно заходит молодой человек, одетый в платье Гоголя из первой сцены первого акта. Видно, что оно ему немного тесновато. Это гоголевский слуга Яким.

Пушкин: Чем обязан?

Яким (развязно) : О! Застал! А то все "не принимает", да "не принимает"…

Пушкин: Вы кто?

Яким лезет за пазуху, достает записку.

Яким: Вот.

Пушкин: Что это?

Яким: Послание Вам.

Пушкин: От кого?

Яким (в сердцах, слуге) : Ты-то чего молчишь? Который раз уж прихожу. Двери мне открывал, а глядит, как неродной!

Пушкин молча разворачивается и уходит.

Пушкин (слуге, на ходу) : Бумагу прими. Визитёра – вон.

Яким (нахально) : Здрасте-пожалуйста! Мне ж велено ответ передать…

Слуга молча вытесняет его за дверь, закрывает засов и семенит к Пушкину. Из комнаты выглядывает жена.

Наталья Николаевна (едко) : Это малоросса твоего прислуга. Он у нас тут частый гость. Пока ты оренбургские степи исследовал, записки от барина доставлял – да я всё возвращала.

Слуга: Виноват, Александр Сергеевич. Час поздний – задремал.

Протягивает Пушкину записку. Тот разворачивает ее (брезгливо – одними пальцами) и читает.

Наталья Николаевна: Ну и что малоросс?

Пушкин (не отрываясь от записки) : За границу отбывает. "Большую вещь" заканчивать будет.

Наталья Николаевна: Вот и славно.

Пушкин (цитирует) : "…дабы напутственные слова первейшего из литераторов российских, всякий час, подобно путеводной звезде…" В общем, принять просит.

Наталья Николаевна: Примешь?

Пушкин: Нет.

Возвращает записку слуге. Целует жену и молча идет в кабинет.

(слуге, на ходу, требовательно) Халат мне. И свечей побольше.

Затемнение.

Парадный подъезд губернаторского дома. Стоит чисто вымытая рессорная коляска Криспина. В ней, помимо перевязанных бечевками стопок с книгами, несколько корзин с припасами – вино, фрукты, прочая снедь – и объемистый саквояж с дорожными вещами Ирины. На ступенях дома губернатор с супругой, перед ними – жених и невеста.

Губернаторша (мужу) : Сумма, составляющая приданое Ирины мною переведена в банковские бумаги. Доступна для них станет сразу же по прибытию в Санкт-Петербург или Москву. (понижая голос) Десять тысяч ассигнациями с собой дала – на первое время. (игриво) Ну, разве не умно я распорядилась приданым? Ну-ка поцелуй свою женушку за ее распорядительность. Я заслужила эту награду.

Губернатор неловко чмокает супругу, и смущенно гладит усы.

Губернатор (молодым, торжественно) : Дети мои чудесные! Отрады сердца моего. Я жизнь свою провел преимущественно в заботах бранных. А много ли там слов? "Коли!", "Руби!", "Виктория", да "Конфузия". Остальные – не для дамского слуха. (смеется) Сердце мое исполнено сверх меры, но умения выразить, излить – недостаёт.

Подходит к Криспину. Мучительно подбирает слова.

Ты это… Не обижай Иринушку, пожалуйста. Она, положим, и сама себя в обиду не даст. А все ж таки не обижай. Сердечко у ней золотое. Резвость, да проказы – то на виду. А что в первооснове – то одному отцу ведомо…

Губернатор смущенно утирает повлажневшие глаза скомканным платком, отступает к жене. Та его утешает. К ней присоединяются Ирина и Криспин.

Губернаторша: Полно, Аркадий Львович, в тоску себя вгонять. (молодым) Вы б, дети, не мешкали. Все, что в дороге потребуется – уложено, я распорядилась. Коляску проверили, укрепили для долгого пути.

Ирина (отцу) : Ну, обними дочь свою напоследок, старый солдат!

Сама его обнимает.

Помни, что обещал. Никому ничего не говори, пока письмо из Петербурга не отправим. Жених-то у нас государственный! Высочайшие смотрины – это тебе не понюшка пороху. Дело серьезное.

Криспин: Да, Аркадий Львович. Еще предстоит государя подготовить к такому неожиданному повороту. Холера свирепствует, нужда во мне крайняя. Невозможно вообразить брачные хлопоты в сей отчаянный момент. Ирина будет представлена при дворе моей невестой и перейдет под попечение уполномоченных государем дам. Мне же предстоят беспрестанные вояжи по всей протяженности Российской империи. Возможно, в Европу – дабы обеспечить приобретение за средства казны новейших микстур. В страны Востока… Словом, пока заболевание окончательно не будет подавлено, неизбежна заминка. В этот момент разглашение произошедшей перемены совершенно недопустительно.

Губернатор (веско) : Тут положиться можете на меня совершенно. Содержание сведений в секретности для военного человека – дело чести. Чего уж тут говорить.

Губернаторша: Ты, главное, Аркадий Львович, за мной приглядывай. Женщина – материя легкомысленная. Всегда существует опасность увлечься и…

Губернатор (потрясенно) : Мать моя! Да как же можно допустить хотя бы даже самою мысль!..

Ирина (перебивает) : Ну, полно. Ведите уже нас к коляске. А то засветло не поспеем.

Все сходят вниз по ступенькам.

Губернаторша (Ирине, на ходу, тихо, сквозь зубы) : Деньги на дне саквояжа. Документы исправные там же. Печать губернская, штемпеля – всё проставлено.