Ги де Мопассан - В старые годы

Потребуют луну с небес достать в награду!

И это не одна, – поймите же досаду! –

Но многие!

Маркиза

Ах, так? Ну что ж, благодарю!

Сейчас и я в ответ вам басню подарю.

Однажды старый лис, до мяса очень жадный,

Голодный и хромой, брел ночью непроглядной

И вспоминал с тоской о пиршествах былых:

О жирных кроликах, что в зарослях лесных

В те дни он лавливал; о курах на насесте.

Но лакомств тех родник иссяк с годами вместе,

Проворство потеряв, поститься должен он.

Вдруг дичи дух к нему был ветром донесен.

Он замер, молнии в его зрачках блеснули:

Заметил он цыплят, что на стене заснули,

Под крылья головы стараясь подвернуть.

Но лис отяжелел, да и опасен путь, –

И слицемерил он, хоть есть хотел до дрожи:

«Худы… и хороши для тех, кто помоложе!»

Граф

Маркиза, это зло! Но вам я принужден

Напомнить кое-что: Далила и Самсон,

Омфала и Геракл, Антоний – Клеопатра…

Маркиза

Печальна же мораль любовного театра!

Граф

Нет! Человек есть плод, разъятый пополам.

Чтобы счастливым стать, он в мире – здесь иль там –

Все дольку отыскать старается вторую,

А случай, сам слепец, – ведет его вслепую.

И никогда почти на жизненном пути

Единую, свою, не суждено найти.

Но кто ее найдет – любовь находит с нею…

Я верю – были вы той долькою моею,

Вас бог назначил мне, лишь вас искал я, но…

Не мог найти. Любить мне не было дано!

И вот, когда прошли всю жизнь мы с вами розно, –

Судьба свела пути… свела, но слишком поздно!

Маркиза

Вот это лучше… Все ж, коль вы верны грехам,

Столь малою ценой не откупиться вам.

И знаете ли, граф, с чем ваше сердце схоже?

С берлогой старого скупца: в пугливой дрожи

Он озирается, когда хоть кто-нибудь

К нему придет, – зачем? ограбить? обмануть? –

И отвести глаза он хочет грудой хлама.

К чему увертки нам? Поговоримте прямо!

У скряги – сундучок, монеты полный, скрыт,

И сердце каждое всегда свой клад таит.

Что скрыли вы? Портрет девчонки, чуть созрелой,

Так – лет шестнадцати; идиллии несмелой

Воспоминание, что, чуть стыдясь, хранят…

Не правда ль? Но порой как жаждешь кинуть взгляд

На эти образы, померкшие с годами,

Романы юности, пережитые нами…

Пускай нахлынет грусть – отрада в грусти той!

Как в одиночестве ночном влечет порой

В глубь сердца заглянуть и в книжечке заветной

Найти сухой цветок, хранящий чуть заметный,:

Чуть слышный аромат далекой той весны!

Прислушались… еще – и вдруг воскрешены

Слова возлюбленной, и вы самозабвенно

Целуете цветок, чьи лепестки нетленно

В страничках сердца спят, как бы в страницах книг.

Пусть старость скорбь несет – вы счастливы на миг:

В тоску последних дней и в горечь увяданья

Далекой юности влилось благоуханье!..

Граф

Вы правы: только что со дна души моей

Всплыло забытое, – в теченье стольких дней!

Я расскажу его, но будьте откровенны

И вы со мной, мой друг! Условья неизменны:

Капризом – за каприз, и за рассказ – рассказ.

Начните первая.

Маркиза

Ну что ж, начну… сейчас…

Моя история – ребячество простое.

Но чувство, в юности душой пережитое,

Все крепнет, уходя во глубь минувших дней,

Подобное вину: чем старше, тем пьяней.

Историек таких вы, верно, тьму слыхали:

Романы детские у всех девиц бывали;

Их два иль три найдешь у женщины любой,

А у меня – один; таков уж жребий мой!

Должно быть, потому он сердце мне и ранил

И места в жизни всей чрезмерно много занял.

Мне восемнадцать лет исполнилось. Читать

Романы ветхие любила я, мечтать,

По парку старому бродя в густой аллее,

И на луну глядеть, что, призрака бледнее,

Светила между ив, и слушать ветерок,

Что о любви шептал, слетая на листок.

Я, как все девушки, ждала и призывала

«Его», кого судьба лишь для меня избрала!

И вот сбылись мечты: явился мой герой!

Он молод был и храбр, к тому ж красив собой…

И сердце девичье мучительно заныло:

Я полюбила вдруг; меня нашел он милой…

Назавтра уезжал мой рыцарь… Что еще?

Один лишь поцелуй, скользнувший горячо,

Да всё сказавший взор, им – лишь прошла минутка –

Забытый… Он шепнул: «Она мила, малютка».

То голос сердца был. Но пусть накажет бог

Того, кто детскою шутить любовью мог!

Ах! Женщина у вас – безлюба? Лишь желанья

Играют ею?.. Что ж! То ваших рук созданье!

Она могла б любить, – но рады обмануть

Вы первую ж любовь, что ей согрела грудь.

Бедняжка, я была глупа и легковерна, –

Конечно, кажется вам все смешным безмерно –

Раз вам любовь смешна… – я так его ждала!..

Он не вернулся, нет… Я к алтарю пошла

С маркизом. Но, клянусь, я предпочла того бы!

Вот все, что в сердце есть, – груз горечи, не злобы.

Откройте мне свое…

Граф (улыбаясь)

Вам исповедь нужна?

Маркиза

Как! Насмехаться вновь? Хоть с вами я дружна,

Не отпущу грехов, смотрите, будет плохо!

Граф

Итак – Бретань. Была та страшная эпоха,

Что Террором зовут. Дрались по всей земле.

Я средь вандейцев был, в отряде у Стоффле.

Тут начинается рассказ мой. За Луару

Переправлялся враг. Препятствуя удару,

Мой маленький отряд (лишь сотня партизан –

Друзья отважные, да несколько крестьян),

Со мною во главе, отдельными постами

Разбился по лугу, укрывшись за кустами:

Тыл защищали мы, насколько было сил.

Но, дав последний залп, отряд наш отступил,

Рассеялся, и вмиг – нет ни души. Нежданно –

Передо мной солдат из вражеского стана

(Он, верно, меж кустов пробрался к нам ползком!)

Вскочил и – выстрелил. В долгу пред шутником

Не оставаться же! Его я сбил без дрожи.

Две пули мне в плечо всадить успел он тоже!

Мои все далеко… И, на решенье скор,

Коню я изодрал бока ударом шпор

И поскакал в поля. Я мчался как безумный,

И ветер бил в лицо, неистовый и шумный…

Но наконец без сил, измучен, истомлен,

Весь окровавленный, я рухнул. Вижу – склон,

А выше – огонек: там хижина жилая,

Там голоса слышны. Стучусь я, заклиная:

«Во имя короля, откройте поскорей!» –

И, захрипев, без чувств свалился у дверей.

Я весь закоченел, потратя крови много…

Не знаю, долго ли лежал я у порога,

Но на постели и в тепле очнулся я.

Собралась вкруг меня крестьянская семья:

Ко мне склонились все в сочувственной печали

И – не очнусь ли я – с тревогой ожидали.

И вижу вдруг: среди бретонских мужиков,

Как птичка дикая средь вялых индюков,

Стояла девушка. Шестнадцать лет! Ребенок!

Но вся – изящество! Стан небывало тонок!

Прелестное лицо и нежный шелк волос,

Под чепчик спрятанных. За пару этих кос

И королева бы отдать богатства рада.