Иоганн Гете - Боги, герои и Виланд

Геркулес.Клянусь вечной бородою моего отца! Кто ж в этом усомнится? Мне сдается — у нас она обитала в полубогах и героях. Или ты думаешь, мы жили, как скот, потому только, что ваши бюргеры в испуге открещиваются теперь от времен кулачного права? Среди нас были достойные молодцы.

Виланд.Кого вы зовете достойными молодцами?

Геркулес.Того, кто дает, что имеет. Кто всех богаче, тот и достойнейший. У кого избыток сил, пусть поколотит другого. Но, разумеется, настоящий мужчина не свяжется со слабейшим. Он будет биться с равным или сильнейшим противником. У кого избыток жизненного сока, пусть сделает бабам столько ребят, сколько они пожелают, а то и вовсе не спросившись их. Так я, например, в одну ночь настряпавший пятьдесят мальчишек. А кто не этим богат или кому небо взамен, а то и в придачу, даровало столько добра и скарба, что хватило бы на тысячу душ, пусть откроет двери своего дома, впустит тысячу гостей и пирует с ними. Вот стоит Адмет — он был достойнейшим по этой части.

Виланд.Большая часть перечисленных вами добродетелей в наши дни зовется пороком.

Геркулес.Пороком? Вот тоже хорошенькое словечко! Потому-то у вас все так половинчато, что вы порок и добродетель рассматриваете как две противоположные крайности и мечетесь от одной к другой, вместо того чтобы считать свое срединное положение разумнейшим и лучшим, как то делают еще ваши крестьяне, слуги и служанки.

Виланд.Обнаружь вы подобный образ мыслей в наш век, вас побили бы каменьями. Ведь объявлен же и я мерзким еретиком за мои невинные выпады против добродетели и религии.

Геркулес.Какие тут еще выпады? С конями, людоедами и драконами — с ними я вступал в бой, но с облаками — никогда, какие бы очертания они ни принимали. Облака разумный человек предоставляет развеять ветру, согнавшему их в кучу.

Виланд.Вы — изверг, вы — богохульник!

Геркулес.Что? Это не лезет тебе в башку? Вот Геркулес Продика — это человек по твоему вкусу, Геркулес школьного учителя, безбородый Сильвио на распутии? Нет, повстречай я этих баб, я, уж поверь мне, одной рукой подхватил бы одну, другою — другую и обеих увлек бы за собой. В этом отношении твой Амадис — не дурак, отдаю тебе справедливость.

Виланд.Знай вы мой образ мыслей, вы бы еще и не то обо мне сказали.

Геркулес.С меня довольно. Если бы ты не кряхтел так долго под ярмом вашей религии и учения о нравственности, из тебя могло бы еще что-нибудь получиться. Но — увы! — перед тобою и теперь носятся пустые идеалы. Не можешь переварить, что и полубог способен напиться и быть озорником, не пороча тем самым своей божественности? Ты думаешь, что, — бог мой! — как опозорили парня, уложив его под стол или на солому к девчонке? Все это потому, что ваше преподобие страшится кое в чем сознаться.

Виланд.Я откланиваюсь.

Геркулес.Хочешь проснуться? Погоди — еще словечко. Что прикажешь думать об уме человека, который сорока лет от роду смог наделать шумиху и исписать пять-шесть книг о том, как девчонка с холодной кровью спала с тремя или четырьмя парнями, даря любовью каждого по очереди, и как эти парни на это разобиделись, а немного погодя опять пошли на ту же приманку? Я не вижу вовсе…

Плутон (за сценой). Го! Го! Что за проклятый шум у вас за воротами? Геркулес, повсюду только тебя и слышно! Разве нельзя спокойно полежать со своей женой, если это тебе и ей приятно.

Геркулес.Пребывайте в здравии, господин гофрат.

Виланд (просыпаясь). Пусть говорят, что хотят, пусть рассуждают, — что мне до этого.

При всей своей краткости данное произведение чрезвычайно важно для понимания взглядов молодого Гете в период «Бури и натиска». Оно было написано Гете осенью 1773 года за один присест и напечатано в марте 1774 года. Поводом к написанию послужила музыкальная драма Виланда «Алкеста» (май 1773 г.) и опубликованные им в его журнале «Немецкий Меркурий» «Письма другу о немецкой опере «Алкеста». Христофор Мартин Виланд (1733–1813) — выдающийся немецкий писатель-просветитель, автор многочисленных произведений во всех родах литературы, оказал значительное влияние на юного Гете в годы его учения в Лейпциге. Однако в период «Бури и натиска» Гете во многом критически отнесся к Виланду. В автобиографии Гете рассказывает, что недовольство молодежи Виландом было вызвано, в частности, тем, что тот «в примечаниях к своему переводу из Шекспира за многое хулил великого писателя, и притом в словах, очень нас рассердивших… С тех пор Виланд, высоко почитаемый нами поэт и переводчик, которому мы столь многим были обязаны, стал считаться у нас капризным, односторонним и предвзятым критиком. Ко всему, он еще ополчился на наших кумиров, греков, и этим пуще разжег нашу неприязнь. Известно ведь, что греческим богам и героям присущи не столько нравственные, сколько просветленные физические свойства, отчего они и служат великолепнейшими прообразами для художников. Виланд же в своей «Алкесте» придал героям и полубогам вполне современный характер… В письмах по поводу этой оперы, опубликованных им в «Меркурии», он, по нашему мнению, слишком пристрастно превозносил такую трактовку и, не желая признавать грубоватую здоровую естественность, лежавшую в основе древних произведений, безответственно погрешил против превосходного стиля их авторов» («Поэзия и правда», кн. 15).

С задором молодого бунтаря Гете написал и этот фарс, не имея, однако, в виду публиковать его. Он показал его лишь нескольким друзьям. Один из них, поэт Якоб Ленц, отдал рукопись в печать.

Виланд состоял в это время воспитателем наследного принца, будущего герцога Саксен-Веймарского Карла-Августа. Будучи человеком добродушным, Виланд не рассердился на Гете, но ответил ему остроумной рецензией в своем журнале. Когда Гете переехал в Веймар, между ним и Виландом установились прочные дружеские отношения. Заслуживает быть отмеченным, что в годы веймарского классицизма Гете, создавая свою переработку античного сюжета «Ифигении в Тавриде» (см. т. 5. наст. изд.), также несколько модернизировал сюжет.

Форма фарса — беседы душ умерших в загробном мире — подсказана Гете серией диалогов между историческими лицами, сочиненных Виландом в подражание «Беседам богов» древнегреческого писателя Лукиана (II в.).

Меркурий на берегу Коцита в сопровождении двух теней. — Меркурий — бог в древнеримской мифологии, играл роль вестника у богов, почему Виланд и назвал свой журнал «Немецкий Меркурий». Коцит — река в загробном мире. Две души, перевозимые в преисподнюю, как видно из дальнейшего, — немецкий литератор и актриса.