Иоганн Гете - Торквато Тассо

Вторично по желанью твоему
Я Тассо посетил, я — от него.
Настойчиво его я убеждал,
Но он не оставляет прежних мыслей
И страстно просит, чтоб уехать в Рим
Ты на короткий срок ему позволил.

Досадно мне тебе сознаться в этом,
Но лучше это мне тебе сказать,
Чем скрытностью усиливать досаду.
Он хочет ехать — хорошо, его
Я не держу, он хочет в Рим — пускай!
Но только б у меня его не взял
Лукавый Медичи или Гонзага!
Что сделало Италию великой,
За что сосед с своим соседом спорит,
Есть обладанье лучшими людьми.
Вождем без войска кажется мне князь,
Который не собрал к себе таланты,
И кто не внемлет голосу поэтов,
Тот только варвар, кем бы ни был он.
Я этого нашел, избрал себе,
И я горжусь им, как моим слугой.
И раз я много сделал для него,
Его утратить было бы мне больно.

В смущенье я, ведь все ж лежит на мне
Вина за то, что нынче здесь случилось,
В моем грехе признаться я хочу,
И дело милости твоей — простить,
Но если бы ты думал, что не все
Использовал я средства к примиренью,
Я был бы безутешен. О, скажи
Мне ласковое слово, чтоб я снова
Пришел в себя и доверял себе!

Антонио, ты можешь быть спокоен,
Я здесь не нахожу твоей вины,
Я знаю хорошо его характер
И слишком знаю то, что сделал я,
Как пощадил его, как все забыл,
Что от него, по правде говоря,
Я мог бы требовать. Ведь человек
Господствует над многим, дух его
Ни времени, ни горю не подвластен.

Коль многие хлопочут об одном,
То не мешало б и ему подумать
О том, чтоб пользу принести другим.
Кто так усовершенствовал свой дух,
Кто знаниями всеми овладел,
Которые позволено постигнуть,
Не вдвое ли обязан над собой
Господствовать? Он думает об этом?

Должны мы никогда не знать покоя!
Когда мы мним отдаться наслажденью,
Для храбрости нам дан бывает враг
И друг для упражнения в терпенье.

А первый человека долг — разумно
Себе питье и пищу выбирать
(Ведь этим и отличен он от зверя) —
Он исполняет? Нет, но, как дитя,
Он любит все приятное для вкуса.
Когда водой он разбавлял вино?
Но пряности и крепкие напитки
Глотает он одно вслед за другим
И жалуется после на тоску,
Горячность крови, бурный свой характер
И лишь бранит природу и судьбу.
Я видел часто, как он безрассудно
И злобно спорит с лекарем своим.
Ведь это — смех, коли смеяться можно
Над тем, что мучит и его и всех.
«Мне больно здесь, — он говорит с испугом. —
Коль хвалитесь своим искусством вы,
То помогите!» Отвечает врач:
«Не делайте того-то». — «Не могу».
«Питье примите». — «Нет, оно противно,
Моя природа им возмущена».
«Так выпейте воды». — «О, никогда!
Боюсь воды, как бешеный!» — «Итак,
Я не могу помочь вам». — «Почему?»
«Одна болезнь усилится другими,
И если вас они не умертвят,
То будут больше мучить с каждым днем».
«Прекрасно. Для чего ж ты врач? Ты знаешь
Мою болезнь и должен средства знать
Приятные, чтоб не страдал я вновь,
От прежнего страданья избавляясь»,
Смеешься ты, но это правда все,
Из уст его ты, верно, это слышал.

Я часто это слышал и прощал.

Конечно, неумеренная жизнь
Нам посылает тягостные сны
И в ясный день нас заставляет грезить.
Не греза ль — подозрительность его?
Он думает, что окружен врагами,
Куда б ни шел. Его талант никто
Без зависти не может видеть, зависть
Родит преследованье и вражду.
Так жалобами докучал он часто.
Ведь взломы, перехваченные письма,
Кинжал и яд мерещатся ему.
Ты это все исследовать велел
И что ж нашел? Ни тени, ни следа,
Он не спокоен под охраной князя,
Не радостен на дружеской груди.
И ты ему покоя, счастья хочешь
И радости желаешь от него?

Ты был бы прав, Антонио, когда б
Я в нем искал моей ближайшей пользы!
Но польза для меня и в том, что я
Не жду прямых и безусловных выгод.
Ведь все не одинаково нам служит:
Кто пользуется многими, тот каждым
Владеет на особый образец.
Так научил нас Медичи пример,
И это сами папы показали.
Как снисходительно, с каким вельможным
Терпением они переносили
Великие таланты, что, казалось,
В их щедрой благостыне не нуждались!

Кто этого не знает? Только опыт
Ценить нас учит блага этой жизни.
Он слишком рано многого достиг,
Чтобы уметь довольно наслаждаться,
О, если б он в борьбе приобретал
То, что обильно щедрыми руками
Ему дарят, он силы бы напряг
И делался счастливей с каждым шагом.
Ведь бедный дворянин уже достиг
Своих желаний цели, если князь
Его избрал, позволил быть, как другу,
С ним при дворе и кроткою рукой
Из бедности извлек. И если он
Ему дарит доверие и милость
И на войне, в беседе иль в делах
Его перед другими возвышает,
То думаю, что скромный человек
Здесь мог бы счастлив быть и благодарен.
Сверх этого всего у Тассо есть
Прекраснейшее счастье: на него
Уже глядит с надеждою отчизна.
О, верь мне: мрачные его причуды
Почиют на большой подушке счастья.
Но он идет, будь милостив к нему,
Пусть ищет он в Неаполе и в Риме
Того, чего не замечает здесь
И что лишь здесь опять найти он может.

Заедет он в Феррару на пути?

Еще побыть он хочет в Бельригуардо!
Необходимейшие из вещей
Ему послать он другу поручает.

Доволен я. Моя сестра с подругой
Вернутся скоро, я же буду дома
Скорее их, поехавши верхом.
Ты также, позаботившись о нем,
Последуешь за ними. Кастеляну
Скажи, что может, сколько хочет, он
Остаться в этом замке, до тех пор,
Пока друзья пришлют ему пожитки
И я ему отправлю письма в Рим
Для передачи. Он идет! Прощай!

Передо мной сегодня в новом свете
Явилось милосердие твое:
Ты мне простил, что я перед тобой
Так безрассудно, дерзко поступил,
Ты примирил противника со мной,
Ты позволяешь на короткий срок
Уехать мне и милости твои
Желаешь сохранить великодушно.
Я расстаюсь, исполнен упованья,
Надеясь исцелиться в краткий срок
Ото всего, чем удручен теперь.
Мой дух по-новому воспрянуть должен,
И на пути, которым шел я смело,
Твоим приветным взором ободрен,
Я буду вновь твоих щедрот достоин.