Иоганн Гете - Внебрачная дочь

Нежданное несчастие тебя
В бездонное отчаянье повергло.

Нежданное? Нет! я был упрежден:
В моих руках посланец горних сил,
Поправши смерть, вернул ее к живущим
И показал мне — походя, но зримо —
Ужасное, что совершилось днесь.
Тогда-то я и должен был излить
Свой гнев на дочь за веру в неподвластность
Ее ни смерти, ни увечьям; твердо
Ей запретить взлетать крылатой птицей
Над буйною рекой, сквозь сеть листвы
На гребни гор и выступы утеса.

Ты знал, отвага сходит многим с рук,
С чего бы ты несчастье мог предвидеть?

Несчастье я предчувствовал в тот час,
Когда в последний раз — увы! в последний —
Я роковое слово произнес,
Которым омрачен мой страдный путь…
О, если б я хотя бы только раз
С ней свиделся, быть может, я отвел бы
Несчастье это, убедил ее,
Хоть помня об отце, себя беречь,
Уговорил бы бешеной езде
Не предаваться больше так бездумно.
Но встретиться мне с нею не пришлось,
И я утратил милое дитя!
Нет, нет ее… Та призрачная смерть
Лишь приумножила ее отвагу!
И не было кому ее унять!
С наставницей она уж не считалась…
Каким рукам я клад доверил мой?
Услужливым рукам неумной бабы!
Да, дочь не знала над собою власти,
Способной направлять ее шаги
Разумно к предназначенной ей цели.
Ей предоставили свободу: всё,
Что в ум взбредет, дерзать и совершать…
Я это видел, но не сознавал,
Что верить этой женщине нельзя.

Не осуждай, злосчастную, ее!
Объята горем, скорбная, она
Бог весть где бродит. Ибо кто дерзнет
Взглянуть в глаза тебе и в них прочесть
Хотя бы тень немого осужденья.

Дай мне винить других несправедливо,
Иначе сам себя я размозжу!
Вина — на мне! Уж мне ль того не знать?
Кто, как не я, безумною затеей
Навлек погибель на ее главу?
Во всем ее хотел я видеть первой,
И рок мою гордыню покарал.
В седле кто мог идти в сравненье с ней?
Кто правил тверже резвыми конями?
Когда она ныряла в бурных хлябях,
Казалось, Галатея ожила.
Я думал, в смелых играх закалясь,
Она снесет опасности любые…
Но грянул гром! Ее постигла смерть.

К безвременной кончине привело
Ее высокое сознанье долга.

Какой там долг?

Я огорчу тебя
Ее поступком детски благородным:
Друг и наставник ранних лет ее
Живет вблизи от города, в посаде,
Больной, в унынье впавший нелюдим.
Она одна была его отрадой
И встречи с ним себе вменила в долг.
Ее отлучкам частым мы сочли
За благо воспрепятствовать. Тогда
Она прогулок утренних часы
Использовать решила для свиданий
С несчастным старцем, быстрою ездой
По горным тропам скрадывая время,
Был в эту тайну ею посвящен
Лишь конюх юный, ей коня седлавший.
Все это лишь догадки наши: он
Также, как та, злосчастная, бежал,
Гонимый страхом. Их и след простыл.

Счастливые! Они бояться могут!
Их жалость к ней и к бедному отцу,
Все потерявшему, снедает трусость:
Минует гнев, и с ним пройдет печаль,
А у меня — ни страха, ни надежд!
Я все готов услышать. Сообщай
Подробности любые! Всё снесу.

В предвиденье желанья твоего
Я задержал в прихожей человека,
Подавленного участью твоей.
Он — тот священник добрый, кто из рук
Нещадной смерти дочь твою приял
И, убедясь, что врач ей не поможет,
Ее с сырой землею обручил.

Желание предстать перед тобой,
Великий муж, питал я с давних пор.
Мечта моя сбылась. Увы! в безмерно
Тяжелый час разлуки с незабвенной.

Ты мне желанен, вестник нежеланный!
Ее ты видел, и последний взор
Тускнеющий ее постиг душой,
Последние слова ее услышал
И жалобный предсмертный стон ее.
Скажи, что удалось ей прошептать?
Отца хоть — вспомнила? Из уст ее
Ты мне принес последнее прости?

Желанен нам посланец нежеланный,
Покуда он молчит, дает простор
Надеждам и благим предположеньям.
Возговоривший, он отвратен нам.

Молчать? Зачем? Что можешь ты прибавить
К тому, что мне известно? — Умерла!
В глухом гробу — ни слез, ни воздыханий,
Ее страданиям пришел конец,
Черед моим настал. Возговори!

Смерть — всем положенный предел. Его же
И дочь твоя — увы нам! — не избегла.
А как она ушла из жизни в вечность,
Сокроет холм могильный от тебя.
Не всем из нас нетрудный переход
В немое царство теней уготован;
Иным пройти горнило тяжких мук,
Увечий и ранений суждено.

Она страдала?

Тяжко, но не долго.

И все же был такой предсмертный миг,
Когда она о помощи взывала! А я?
А я — где был? Каким трудом,
Какой забавой был я увлечен?
Ничто не возвещало об ужасном
В тот миг, когда лишился я всего.
Ни крика я не слышал, ни беды
Не чуял, сокрушившей жизнь мою!
Общенье близких душ на расстоянье —
Пустая басня. Тупо пригвожден
К насущной жизни, чует человек
Лишь близкую усладу или боль,
И даже любящим помехой даль.

Сколь ни могуче слово, сознаю;
Словами страстотерпца не утешить.

Слова нас чаще ранят, чем целят,
И повтореньем сетований горе
Напрасно тщится счастье воскресить.
Так не нашлось ни мудрых рук, ни средств
Разжечь заглохшую в ней искру жизни?
Что ты испробовал, предпринял что
Ее спасти? Я верю, ты из тех,
Чей разум бодр и ясен.

Ни над чем
Здесь разуму трудиться не пришлось.

Ужель приговорен я потерять
Ее бесследно? Дай мне скорбь свою
Утишить новой скорбью! Дай останки
Ее сберечь. Пойдем к ней! Где она?

В моей часовне пышный саркофаг
Ее стоит вблизи от алтаря
За золотой решеткою. Пока
Я жив, молиться буду ежедневно.

Пойдем! Веди меня туда. Пусть с нами
Поедет лучший из моих врачей,
Попробуем от тленья упасти
Земной покров. Пусть мертвою водой,
Настоянной на аравийских травах,
Мы атомы спасем, что эту плоть
Божественную дивно составляли,
Распаду их свершиться не дадим.