СВОИ-2000 - Шапито-шоу

Сын. Пап, а тот спектакль… который вы репетируете…

Отец. Не будет никакого спектакля…

Сын. Как? Совсем?

Отец. Я не дойная корова! Понимаешь? Какие уж тут

спектакли, если душа пуста!

Отец и Сын с рюкзаками поднимаются в гору, идут по каменистой тропинке. Они не разговаривают, только дышат. Отец впереди. Он останавливается, поворачивается, заботливо спрашивает Сына:

Отец. Устал? Можешь еще идти или отдохнем?

Сын. Могу…

Отец. Молодец! Давай еще чуть-чуть — будет отличное

место.

Привал. Лужайка. Оба лежат на траве. Сын совершенно вымотанный лежит на боку, закрыв глаза. Отец, улыбаясь, смотрит, раскинув руки, как плывут облака. Отец переворачивается, любуется травинками. Что-то находит в траве.

Отец. Ой, гляди-ка, жук-олень! Видишь, какие рога! Это на самом деле челюсти. Они дерутся страшно, этими рогами. Птицы отрывают им голову, туловище съедают.

Сын внимательно слушает, кивает.

Отец. А голова валяется сама по себе, может видеть, кусать с прежней силой, готова продолжать борьбу. Поднесешь к ней другого жука, она клац-клац (показывает) . Вот и я последние несколько лет тоже… как эта голова, — видел, кусал, а на самом деле… давно мертв.

Сын. Эх…Ты хотя бы что-то делаешь! А я вообще ничего! Если бы я мог хотя бы просто помогать, на любых условиях — мне кажется, я чувствовал бы себя более живым.

Отец. Более живым! А не надо быть более живым. Я о чем тебе говорю? Вот дерево живет спокойно, растет — а нам мало просто жить, нам нужно что-то большее, чем жизнь.

Вечер. Сумерки. Отец и Сын ползут в гору по камням. Сын еле волочется, спотыкается, падает. Отец мрачен и сосредоточен.

Сын. Может… передохнем… минутку?

Отец. Да какая минутка?! Ты что, не видишь, как темнеет?!

Сын. А скоро то место?

Отец. Не будет уже того места. Не туда шли, судя по всему. Весь день.

Сын. Так мы заблудились? (Останавливается.)

Отец. Ты иди, иди. Главное — место для ночлега найти, а там разберемся.

Отец и Сын выходят на поляну. Скидывают рюкзаки.

Отец. Здесь встаем.

Отец начинает распаковывать рюкзак, вываливает палатку. Cын смотрит на дисплей мобильного телефона. Отец хмурится.

Отец. Да что ты опять с этим телефоном! Выбрось его!

Сын. Да не, пап, смотри! Здесь сеть ловится!.. Может, спасателям позвонить?

Отец. Зачем?

Сын. Если заблудимся совсем?

Отец. Ну заблудимся! И что?! Может, и к лучшему!

Сын. Да… просто как-то… непонятно… что делать…

Отец. Да что понимать? Корм добывай — больше ничего и не надо. Здесь наш дом, здесь нам с тобой надо быть. Понимаешь?

Ночь. Палатка стоит как-то неудачно, почти на обрыве. Дождь слегка шелестит. Отец спит. Сын ежится, садится, ощупывает вокруг себя, светит фонариком. Отец приоткрывает глаза.

Отец. Чего ты?

Сын. Змеи…

Отец. Прекрати! Спи.

Отец выхватывает у Сына фонарь, выключает его, бросает в угол. Сын сидит, прислушивается. Отовсюду доносятся страшные звуки. Сын аккуратно, чтобы не потревожить отца, ложится. Но скоро снова поднимается. Сидит поджав ноги.

Дождь моросит. Отец и Сын выходят к одинокому домику.

Они в доме. Отец хозяйничает. Берет кастрюлю. Проверяет, есть ли электричество. Смотрит, что за крупа. Собирается готовить.

Отец. Это такие домики в горах, их еще называют приютами. Коммунизм в отдельно взятом доме. Приходишь, пользуешься — потом что-то свое оставляешь. Закон гор. На вот, помой. (Протягивает Сыну сковороду.)

Сын возвращается с кастрюлей. Отец насвистывает под нос («Если парень в горах не ах…»), что-то помешивает в кастрюле. Сын видит в окне человека в кепке, присматривающегося к происходящему внутри. В окне Айдамир.

Сын. Пап, смотри!

Отец смотрит, но там уже никого нет. В дверях появляется маленький, худенький, скромный человек в больших сапогах и с ружьем (егерь Айдамир).

Айдамир. Вы кто?

Айдамир и Сын уже за столом. Отец накладывает всем еду на тарелки.

Отец. Вот Айдамир — это я понимаю человек! Егерь! Хозяин! Один! На весь лес! А ты?

Сын. Я на самом деле тоже один живу…

Отец. Один! Ты на сорока с лишним метрах грязью

зарос так, что встать негде! Что ты там один? Ты хоть раз суп себе сварил? Гвоздь вбил? А он отвечает за все! Сколько зверей, сколько птиц, какой урожай, есть ли зверям что есть, нет ли браконьера… Огромная ответственность. А этот чуть что — со своим мобильником тыр-пыр: «МЧС? Приезжайте!» Какое МЧС? Сам!

Отец с аппетитом наворачивает. Сын молча ковыряется в тарелке.

Айдамир. А вы не хотите на охоту?

Отец, Сын и Айдамир идут по лесу, на охоту. У всех троих ружья.

Отец. А ты знаешь, что кабан мог царствовать на земле вместо человека?

Сын. Как это?

Отец. Кабан идеален с точки зрения выживаемости вида. Во-первых, жрет все подряд…

Айдамир. Да он заколебал. Все пожрал…

Отец. Ни холода, ни жары не боится. Куда хочешь пролезет.

Айдамир. Только по деревьям не лазает, слава богу.

Отец. Мощный, как танк. Тараном что хочешь пробьет. Клыки как кинжал!

Айдамир. Да-а. Если на тебя побежит, то ой-ей-ей.

Сын. А мы прям к его норе идем, что ли?

Отец. Какая нора? У него нет норы. Он спит, где хочет.

Сын. А как мы его найдем?

Айдамир. Да знаю я, куда он, сука, ходит.

Сын. А нельзя разве залезть на дерево и оттуда выстрелить?

Отец. Ты что! Отдача от ружья, свалишься прямо к кабану!

Айдамир. Его еще хрен подстрелишь. От него пули отскакивают.

Сын. Как отскакивают?

Айдамир. У него ж броня на спине!

Отец. На медведя идешь — готовь постель, а на кабана — готовь гроб!

Сын. Как же быть?

Айдамир. Если кабан на тебя бежит, поделать ничего нельзя. Только отскочить.

Сын. Как это?

Айдамир. В сторону! (Показывает, как надо прыгнуть.) Он проскочит мимо.

Сын. Получается, у нас практически нет шансов его убить?

Айдамир. Надо бы убить.

Отец. Суперживотное, да? И знаешь, что ему помешало завоевать мировое господство? Снег! Насыплется какая-то дрянь с неба, и эти животные, такие стремительные, сильные, вязнут в рыхлой массе, пассивном холодном снеге — проваливаются, не могут двигаться, корм раскопать. Выпадет снега больше сорока сантиметров — целые стада вымирают.