Мартин Вальзер - Дуб и кролик

Алоис. Капеллан Бёрингер в Сент-Фаццене говорил, что собственность — это базис!

Горбах (прекращая работу) . Алоис, Алоис! Скажи прямо, куда ты два раза в неделю исчезаешь по вечерам? Анна говорит, что ты ходишь в церковь.

Алоис. Так оно и есть.

Горбах. Мне же ты можешь откровенно признаться, Алоис, что ты снова начал встречаться с теми людьми.

Алоис. С какими людьми, господин директор?

Горбах. Ну, с теми... прежними. Может быть, ты снова на стороне рабочих. Они же частично добились успеха во всем мире. Возможно даже, что это стоящее дело. Я хочу сказать: не может так дальше продолжаться, когда у одних есть все, а у других — ничего. В настоящий момент вы снова под запретом. Временно. Но что должно случиться, то случится. Просто История всегда сильнее человека. Например, сильнее, чем ты и я. Согласен?

Алоис. Безусловно, господин директор.

Горбах. Все люди должны быстро объединяться и сотрудничать друг с другом, как только оказывается, что Истории вздумалось сделать еще один шаг вперед. Ну как, тебе это подходит?

Алоис. Да, конечно.

Горбах. Ну, а что обычно получается? Упорное сопротивление против того нового, что рождается, а потом люди начинают удивляться, что столько народа погибает.

Алоис (мягко улыбаясь) . Я уже понял, что господин директор хочет ввести меня в искушение.

Горбах. Дважды в неделю проводить вечера в церкви, Алоис... (Смеется.) Это ты можешь рассказывать Анне.

Алоис. Если точно сказать, то по средам я помогаю Меснеру из Святого Венделина. Трудно поверить, сколько работы в такой церкви. А по воскресеньям, после церковной службы, сидим у Меснера и беседуем.

Горбах. Ладно, Алоис, я же понимаю, что ты не имеешь права ни о чем рассказывать. Только помни, если ты со своими друзьями нуждаешься в таком месте, где вам никто не может помешать, то комната за рестораном всю неделю к вашим услугам. Ужин заказывать не обязательно. Прибыль надо получать с богатых. Ну как, мы поняли друг друга?

Алоис. Это очень по-христиански сказано, господин директор.

Горбах. Ах ты хитрая бестия!

Одновременно появляются: слева — Потц и Шмидт, справа — Земпер и Блаб.

Алоис, пересчитай еще раз. А потом намалюй что-нибудь на этом месте, где доска висела, чтоб не бросалось сразу в глаза.

Алоис. Так точно, господин директор.

Земпер. Стой, Блаб. Дальше мы не пойдем навстречу брецгенбуржцам.

Потц (Шмидту) . Стойте, коллега. Мы тоже не будем спешить им навстречу.

Горбах. Вы позволите хозяину угостить вас по случаю примирения?

Блаб. Поскольку я неподкупен, я говорю «да».

Горбах уходит.

Земпер. Не садиться, Блаб! До тех пор, пока все спорные вопросы не будут разрешены. Так или этак, понятно?

Потц. Итак, братья по пению из Кретценберга и Бремберга! Я слышу, что нам в последнюю минуту ставят какие-то условия.

Земпер. Первый пункт касается участия доктора Тони Церлебека, мне очень тягостно, так или этак, но наш кружок обязан целиком директору Хартштерну, которому мы чрезвычайно благодарны. Заводы Хартштерна вообще очень... очень с нами связаны, так или этак, понятно?

Потц при упоминании имени Церлебека отворачивается и отходит. Земпер следует за ним. Шмидт и Блаб подходят ближе друг к другу. Как только спорящие взглядывают на них, они отодвигаются друг от друга.

Потц. Но это же прошлогодний снег, господин Земпер.

Земпер. Для меня, для вас, Потц. Но, может быть, вы сами знаете, что такое чувствительность. Людям пришлось бежать. Теперь они вернулись. Мы не можем от них требовать, чтобы они все понимали, так или этак, понятно?

Потц. Тогда разъясните этим людям, наконец.

Земпер. Так или этак, Потц, если ваш доктор Церлебек начнет петь вместе со всеми, господин директор Хартштерн не преминет отказаться от личного присутствия на празднике и все может кончиться скандалом, так или этак, понятно? Мы не можем рисковать, и поэтому для нас, кретценбержцев, это главное условие, так или этак, понятно?

Потц. Коллега Шмидт, что вы по этому поводу скажете?

Шмидт (подойдя к Потцу) . Без сомнения, это проблема.

Входит Горбах, неся на подносе наполненные стаканы, бутылку и закуску.

Горбах. Уважаемые господа, за чудо святой троицы!

Шмидт. Для нас, певцов, оно не является чудом.

Горбах. Потому что у нас у всех один общий язык.

Блаб. За пение!

Потц и Земпер с официальным видом чокаются и обмениваются холодным «Ваше здоровье».

Земпер. Речь идет только о его прошлом, я это совершенно ясно подчеркиваю.

Потц. Уважаемые господа, мы с вами братья по искусству, мы говорим друг с другом абсолютно откровенно и честно. Откровенно и свободно. Я сам, вы знаете, был сочувствующим — глупым, слепым, жалким сочувствующим. Но я искупил свою вину. Пять лет без хора! Вместо этого я работал в деревне, чистил хлев и даже рубил дрова. Этими руками!

Горбах. Еще стаканчик, господин старший школьный советник? (Беспрерывно предлагает всем закуски.)

Потц (раздраженно) . Для немца существует иногда нечто более важное, чем стаканчик.

Блаб. К сожалению.

Потц. Например, честь товарищеского сообщества.

Земпер. Мы к ней даже не прикоснулись.

Потц. Так! А что произойдет, если доктор Церлебек не сможет петь вместе с нами? Что произойдет, господин коллега Шмидт?

Горбаху удается налить вина в его стакан.

Шмидт. Н-да, это действительно проблема.

Потц. Его оклеветали. Хорошо, вы скажете, что ему не повезло. Рассмотрим этот вопрос политически, как воспринимает его господин директор Хартштерн. Преступления, бесчеловечность, ужас этих лет, скажет он. Так точно. Мы это знаем.

Земпер. Мы тоже.

Потц. Мы не оправдываем их.

Земпер. Мы тоже.

Потц. Но какой же выбор был у такого человека, как Церлебек? Красное или коричневое, господин Хартштерн, мы все стояли перед таким выбором. Ваше счастье, наше общее счастье, господин Хартштерн, что сегодня у нас такое государство, которое умеет избегать красной опасности. Национал-социализм стал ненужным и лишним. Это анахронизм. Но кто остался, спрашиваю я?

Земпер. Враг!

Потц. Враг, наш общий враг! Враг доктора Тони Церлебека, мой враг, ваш враг, господин директор Хартштерн: красные.

Земпер. В Европе.