Николай Коляда - Уйди-Уйди

ЭНГЕЛЬСИНА. (Поёт, широко разводя руки в стороны.) «Не такой уж горький я пропойцццц-а-а! Чтоб тебя-а не видя-а уми-ре-е-еть!!!!»

ЕВГЕНИЙ. (Смеётся, ест.) Баба Эля чётко надюдюнькалась!

ЛЮДМИЛА. Зачем вы, Евгений, сказали ей налить? Видите? Стыдно перед людьми. Иди на лавочку, мама! Не наливать ей. (Повернулась к Валентину. Поправила лямки, улыбается.) Да, да, Валентин Иванович, я вас слушаю?

ЭНГЕЛЬСИНА. (Поёт громко.) «Помню я ещё молодушкой была! Красна Армия в поход куда-то шла! Вечерело! Я сидела у окна!..»

ЛЮДМИЛА. (Пауза.) Всё, мама? Можно, мы будем разговаривать?

ЭНГЕЛЬСИНА. Всё. Можно. Забыла я дальше. Забыла. (Вдруг — брык! — упала и уснула.)

ЕВГЕНИЙ. (Хохочет.) О, наклюкарилась, баба Эля, о, как — будто её убили!

ВАЛЕНТИН. Ну да. И вот я ушёл к другой. А с той было очень удобно. С первой. Ну и со второй в общем-то тоже, пока давала. В смысле — спали пока с ней. Э-э-э, вот. А та, другая, каждое утро мне — свежую рубашечку, яичницу с помидорами, завтрак, обед и ужин. Главное — свежая рубашечка. Без этого я не могу. (Смеётся.) Это я уже говорил. И всё. Забыли про это. Давайте, выпьем, забыли именинницу. (Громко.) Бабушка! Поздравляю! Жить стало лучше, жить стало веселее! Дело Ленина живёт и побеждает, ага?

Марксина проснулась, жмёт на игрушку. Все подняли стаканы, чокнулись, выпили.

ЛЮДМИЛА. Вы такой необычный, Валентин Иванович… Ой, пирог ещё, и салат… Доченька, помоги мне на кухне. Доченька моя, помощница растёт! (Идёт на кухню, виляя бёдрами, Анжелика поплелась следом.)

В комнате молчат. Капает вода в тазики.

ВАЛЕНТИН. (Шепотом, в лицо Евгению.) У мамочки походка типа «Я тебя умоляю!», ага? А дочка — тоже хочет, нет, как она? (Хихикает, сморкается в большой цветастый платок.) Я вот посоветую: надо сало кушать много, когда молодуха с тобой, и два стакана в день сметаны — и тогда всё работает — чётко! (Смеётся.)

ЕВГЕНИЙ. (Вдруг серьёзно.) Что?

ВАЛЕНТИН. (Чешет нос.) Я говорю, что знаю на собственном опыте это, хотел поделиться с молодым поколением, чтобы…

ЕВГЕНИЙ. Что?

ВАЛЕНТИН. (Помолчал.) Ну, и как служба?

ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Да в общем-то, всё чётко. (Евгений поманил Валентина к себе пальцем, шепотом.) Я два года был без бабы, до неё. А ты цыганку пробовал?

ВАЛЕНТИН. (Помолчал.) Нет.

ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Закурю?

ВАЛЕНТИН. Кури, то есть — курите, ну да…

ЕВГЕНИЙ. (Молчит, смотрит на воду.) Всё течёт, всё — из меня… Юмор! (Хохочет.)

Анжелика и Людмила на кухне налили из бутыля самогонку в графин, вернулись, поставили графин на стол, сели.

ВАЛЕНТИН. Так вот, дом оставлять нельзя. Уедешь, оставишь, он сразу носом — клюк! — в землю и всё. Хозяйка нужна.

ЕВГЕНИЙ. (Ржёт.) Мне счастливый пельмень попался!

Выплюнул в чашку пятак. Людмила хлопает в ладоши.

ЛЮДМИЛА. Поздравляем! Ой, поздравляем! Скромняга какой, зараза два раза, а вот счастье подфартило или подфартит ли, ну да, конечно, обязательно подфартит!

ЕВГЕНИЙ. (Улыбается.) Спасибо большое. Спасибо. Большое. Спасибо. Всё чётко.

ЭНГЕЛЬСИНА. (Поёт под пледом.) «Ромашки спрятались, поникли лютики-и-и…»

ЛЮДМИЛА. (Вздохнула.) Пусть она, как радио будто.

ВАЛЕНТИН. Только вот что я хотел сказать сразу. Самый главный тест теперь вам. Сразу хотел вас предупредить, что я в сексе приемлю все способы, кроме одного.

МОЛЧАНИЕ

ЛЮДМИЛА. (Улыбается.) Вы к чему это?

ВАЛЕНТИН. Ну, на всякий случай. Мало ли. Итак, все способы, кроме одного.

ЕВГЕНИЙ. Кроме какого?

ВАЛЕНТИН. Это я не могу сказать вам. Вы молодой, не поймете. Это я только не при всех скажу. А потом скажу, в постели, так сказать. Если она будет. Той женщине скажу, с которой будет. Предупрежу её. А вообще в постели я… чёткий, все мне говорят.

ЕВГЕНИЙ. Какого способа?

ВАЛЕНТИН. Нет, я не могу сказать.

ЕВГЕНИЙ. Какого?

ВАЛЕНТИН. Я не скажу всё равно.

ЕВГЕНИЙ. Какого?

ВАЛЕНТИН. Это женщина может знать. А вы не можете знать, я ей скажу, она взрослая, а вам — нет.

ЕВГЕНИЙ. Какого?!

ЛЮДМИЛА. Евгений, вас потеряют, ешьте, курите, идите гулять.

ЕВГЕНИЙ. Ну, скажите, какого? Вы же тест задали, вот и говорите? Ну?

ЛЮДМИЛА. Ну, он же не отстанет. Скажите. Если ему любопытно, в нём, может, присутствует человеческий фактор. Ну, что ж тут такого? У меня вот тоже есть недостаток. Я деруся.

ВАЛЕНТИН. В сексе?

ЛЮДМИЛА. В жизни.

ВАЛЕНТИН. Ну, это другое, а у меня — в сексе.

ЕВГЕНИЙ. Ах, так? Тут с нами не хотят разговаривать. Пошли отсюда, Анжелочка.

ВАЛЕНТИН. Постойте! Солдат, стой! Хорошо. Я недорассказал. Да. Я в постели нежный, люблю обниматься. Но я — не целуюсь, вот вам тайна. Раз вы так хотели узнать это. Не целуюсь и всё. Этот способ я в сексе не приемлю и все.

ЛЮДМИЛА. (Помолчала, улыбается.) Какой вы романтичный, Валентин Иванович, в вас чувствуется просто избыток человеческого фактора…

ЕВГЕНИЙ. Ну, загибон. (Смеётся.) Пошли, Анжелочка. Привет всем. С поцелуем.

Анжелика и Евгений встали, пошли в коридор, оттуда в комнату, заставленную мебелью. Идут по лабиринту между ящиков, чемоданов.

ЛЮДМИЛА. Видали? Уже сейчас взбрыкивает. А что будет, Валентин Иванович, если поженятся? Мне — смерть. Я задыхаюсь в этой атмосфере непонимания. (Чихает.) А ещё аллергия. Эти за стенкой пыхтят всю ночь, прости, Господи. Как с цепи сорвались, как весна началась. Капает. Мыши. Двухвостки. Комары. Радиация. Солдаты. Глина. Баня. Косяки. Обострение. Трамвай. Касса. Мама и бабушка, дочка и — этот… Ужас! (Плачет.)

Людмила и Валентин сидят за столом, негромко разговаривают. Марксина на игрушку жмёт, игрушка пищит. Анжелика и Евгений в комнате напротив, сидят на сундуке у окна. В этой комнате тоже есть балкон. Евгений семечки щелкает, кожуру от семечек в кулак выплёвывает.

ЕВГЕНИЙ. Компашка: три сестры и дядя Ваня. Прямо уписон с ними, угар. Да кто этого гунявого целовать-то хочет, губки бантиком, тоже мне… Смесь татарина с кобылой. Скажи матери про него, обожгётся ведь, потом поздно будет локти кусать… Он поселиться сюда хочет. Нету у него дома, сидит, надоело по углам скитаться.

АНЖЕЛИКА. Да прямо что.

ЕВГЕНИЙ. Да криво что. Хочет. Это у него — как у рекламных агентов: фотки запаянные, товар свой показывает, а потрогать нельзя, пока не заплатишь, только смотри, любуйся. А потом купишь — а оно гнилое. (Смеётся.) Чего она окрысилась?

АНЖЕЛИКА. Не знаю я.

ЕВГЕНИЙ. Не знаю я. (Помолчали.) Я будто виноват в её делах. (Смеётся.) Тоже мне.

АНЖЕЛИКА. Ты скоро пойдёшь?

ЕВГЕНИЙ. Надоел? Или ждёшь кого?

АНЖЕЛИКА. Кого жду? Никого я не жду. Просто — потеряют тебя, правда.

ЕВГЕНИЙ. Ты как твоя мама. Не потеряют. (Достал из-за уха сигарету, закурил.) Значит, ты с ней не говорила?