Николай Коляда - Уйди-Уйди

АНЖЕЛИКА. Чего начать?

ЕВГЕНИЙ. Ну, нашу совместную жизнь.

АНЖЕЛИКА. Ну, тащи, чего скажешь-то? Тащи. О, горе.

ЕВГЕНИЙ. Да что, что?! Смотри, я какой: я ведь не принёс без спроса, спросил — теперь принесу. Там у меня трусы есть, кстати.

АНЖЕЛИКА. Ну и чего?

ЕВГЕНИЙ. Ну, ты же говорила, что тебе чётко, когда я в трусах. Для меня желание дамы — закон! (Смеётся.)

АНЖЕЛИКА. (Вздохнула.) Опять смеётся чего-то. Тебе зубы надо чистить чаще, раз ты так смеёшься много, а то они у тебя нечистые.

ЕВГЕНИЙ. Понял. Конечно, буду, милая. Чаще буду, дорогая. У меня там и зубная щётка есть. В портфельчике. Трусы, и зубная щётка, и гражданка.

АНЖЕЛИКА. Тащи сюда свои трусы.

ЕВГЕНИЙ. Я пойду. Пойду — туда и назад. Быстро. Я в «самоволке», мне к отбою надо в казарму. Вечерняя поверка.

АНЖЕЛИКА. Давай. Я устала сильно, спать лягу хоть потом.

ЕВГЕНИЙ. Да, да, у тебя «больные дни». Ты меня прости, милая, но ещё проблема одна, да? Ребята у меня просили пузырёк, отметить, праздник. Ты мне отольёшь оттуда немного, да? Чтобы только мама не знала, да, радость моя? Они мне все в роте так завидуют, что у меня девушка в городе есть. С хатой, чёткая такая! Отольёшь?

АНЖЕЛИКА. Да отолью. Иди. Придёшь — дам. Иди, а?

ЕВГЕНИЙ. Я быстро! Радость моя! Солнце! (Вышел в коридор, надел шинель, сапоги.) Я тебя даже не поцелую, раз у тебя «больные дни», ага?

Потряс руку Анжелике. Ушел. Она стоит у дверей, молчит.

АНЖЕЛИКА. (Бормочет.) Как ты меня заколебал: милая, солнце, радость, говнюк такой…

Зашла в комнату, где стоят вещи, достала из-под кровати бинокль, смотрит в сторону бани.

Людмила и Валентин сидят за столом. Молчат. Людмила слёзы вытирает.

ЛЮДМИЛА…А вокруг городка и нас — эти домики деревянные: цыганский посёлок. Цыганки не живут в благоустроенных домах, а только в таких, потому что они громко разговаривают и их слышно сквозь стены. Да. Вот они и живут тут. Весь криминалитет собрался. Оружием торгуют, по-моему. А цыганки — наркотиками и самогоном. Как жить, Валентин Иванович? Простите, что жалуюсь. Мне бы вот с кем сговориться, чтобы отойти, в мир иной, так сказать. Я уеду, что ж я себя в гроб кладу? Тише, все, бабушка, молчи, мама тоже! Они спят, забыла. Валентин Иванович, посоветуйте, а?

ВАЛЕНТИН. Что сказать? Тут проблема во мне, с этой болезнью. То есть, мне надо, чтобы моя женщина была бы всегда со мной рядом. Я ведь со своей болезнью даже в больничке лежал. Грубо выражаясь — в дурке.

ЛЮДМИЛА. (Улыбается.) Ну и что? Да сейчас кругом одни дураки, всех в дурку надо.

ВАЛЕНТИН. Как-то всё равно, неполноценный, что ли.

ЛЮДМИЛА. Да ну, Валентин Иванович, не болтайте. Здоровый, красивый мужчина, по вам все женщины сохнут, а вы такие вещи говорите.

ВАЛЕНТИН. Насмотрелся там, в больнице. Всем уколов понаставят, чтоб спали, а они все — просто вповалку друг с другом секс устраивают, содомия какая-то и Гоморра.

ЛЮДМИЛА. Бедный, натерпелись вы, а?

ВАЛЕНТИН. И ещё. Я очень боюсь умирать. Знаете, думаю: как было бы хорошо, если бы наш день смерти был бы определен…

ЛЮДМИЛА. (Улыбается.) Какие-то вы странные вещи говорите, Валентин Иванович…

ВАЛЕНТИН. Нет, я серьёзно. Да, чтобы мы знали: ага, завтра-послезавтра уже помирать. Вот родился, к примеру, а в роддоме мамка моя лежит и беседует с другими женщинами: «Да, мне повезло, мой до восьмидесяти, а ваш?» «А мой скоро помрет, в двадцать лет.» «Ну, плохо, да что поделаешь,» — и вот обсуждают и никто не думает, что это плохо, а что это нормально, что так должно быть и никак иначе, и так живут, и ждут дня своей смерти, спокойно ждут, готовятся и никто не думает, что она придет раньше. Паспорт выдают — а там написано, когда помирать.

ЛЮДМИЛА. (Улыбается.) Какой вы романтичный, необычный, Валентин Иванович, я таких людей просто никогда в жизни не встречала…

Молчат. Валентин погладил Людмилу по руке. Она смотрит ему в глаза, улыбается.

В тазики капает вода. Возня, писк: то ли на крыше, то ли под полом. Солдаты снег с крыши бросают, один залез на балкон, лопатой снег чистит, смотрит на Валентину и Людмилу, кричит:

СОЛДАТ. Закурить не найдется?

ЛЮДМИЛА. Некурящие спортсмены тут живут! (Захлопнула форточку, задернула штору на окне.) Дала бы вам закурить. Гроздьями, кистями на деревьях висят, коты, скоты.

ВАЛЕНТИН. Я с вашего позволения — в туалет на секундулечку…

Людмила сидит за столом, Валентин пошёл по коридору. Анжелика вышла из другой комнаты. Столкнулась в коридоре с Валентином. Молчат, смотрят друг другу в глаза. Валентин вдруг хмыкнул, прижал Анжелику к стенке, полез под юбку, принялся её тискать, целовать. Анжелика хихикает, ойкает, но не сопротивляется.

Людмила собрала посуду со стола, пошла на кухню, видит Валентина и Анжелику.

МОЛЧАНИЕ

Людмила кинула посуду на пол, развернулась, пошла в комнату, взяла портфель Валентина, роется в нём. Валентин и Анжелика бегут в комнату.

ЛЮДМИЛА. Где у тебя марганцовка тут?

ВАЛЕНТИН. Что?

ЛЮДМИЛА. Марганцовка где, где?! Где медицинский инструмент?!

ВАЛЕНТИН. Какой инструмент? Стойте, я объясню!

Людмилаотдёрнула штору, отодвинула диван, на котором спит Энгельсина, вышла на балкон, открывает портфель, вытряхивает его содержимое на деревья. Из портфеля летят трусы, носки, повисли на сломанных ветках березы у окна.

ЛЮДМИЛА. (Бормочет.) Да японский твой городовой, да ети вашу маховку, да едрит твою налево и направо, да распроетитвою, да распроедритвою!!! Да то, да потому, да сколько же, ну, исключительно мне всё, всё мне, а?! Ну вот, вот, вот, я же говорила!

АНЖЕЛИКА. (Кричит.) Мама, не бей меня! Бабушки, вставайте, мама опять начинает! Он виноват, он!

ВАЛЕНТИН. (Причёсывает волосы.) Вы сами, неправда, она захотела этот способ секса, что вы сделали, там мои трусы, носки, бумаги отдела развития, пресс-релизы…

Людмила взяла пылесос, включила, стала комаров со стен собирать. Бросила пылесос. Сняла, не стесняясь, платье, надела халат, пошла в ванную, смывает косметику. Старухи спят.

ЛЮДМИЛА. Всё мыло мыши съели. Умыться нечем…

АНЖЕЛИКА. Это он, я тут не при чём!

ЛЮДМИЛА. (Прибежала в комнату, выскочила на балкон, кричит.) Тут живёт блядь, идите все сюда, скорее!

Валентин тянет её за руку с балкона в комнату.

ВАЛЕНТИН. Вы простудитесь, там солдаты, не мешайте им, они в наряде…

ЛЮДМИЛА. Люди!!! Тут живёт блядь!

АНЖЕЛИКА. Мама, не бей меня!

ЛЮДМИЛА. Я его на секунду оставила, а он? А она?! Взасос с ней целоваться. Да? Это что за блядешка такая выросла, а, мама, баба, посмотрите, как вы её воспитывали, чему, почему, ну? Это что за потаскушка выросла, а?! (Марксина и Энгельсина спят.)

АНЖЕЛИКА. Я не виновата, это он, не бей меня!