Давид Айзман - Терновый куст

Самсон.Знаете ли, что я скажу вам еще? (Торжественно.) Когда Моисей пас скот у горы Хорив, увидел он, что вот терновый куст горит огнем, но куст не сгорает. И сказал тогда Моисей: зайду и посмотрю на это великое явление, отчего куст не сгорает. И оказалось: оттого куст не сгорает, что в среде куста бог.

Коган(вполоборота, рычит). Ну?!

Самсон.И теперь происходит то же самое. То же самое великое явление происходит и теперь. И теперь терновый куст горит огнем. И куст не сгорает. И в среде куста — возмущенный дух угнетенного народа.

Коган.Ах да оставьте вы все эти байки!

Самсон(вдохновенно, величественно, повысив голос). И не сгорит терновый куст, и не уйдет из среды его возмущенный дух. Не уйдет из среды его бог, не уйдет, пока гнет, насилие не будут побеждены.

Коган(задыхаясь от злобы). Ну! Ну!.. И после этого… и после таких слов вы хотите, чтобы дети наши были как следует?.. Никаких кустов нет! Я знать не хочу никаких кустов!..

Самсон(подняв руку, торжественно, как первосвященник). «И сказал он: не приближайся сюда; сними обувь твою с ног твоих, потому что место, на котором ты стоишь, земля святая».

Меер.Ваш Александр от вас таких слов не слыхал, а что выходит?

Берл.Ну! Александр!..

Леа.Леньчик, Ленюшка, ты побледнел…

Meер.Может быть, ему лучше бы на воздух?

Коган.Все умные стали, все ученые, все рассуждают. Каждый мурло, каждый мастеровой… Вот полюбуйтесь: газету читает! Понимает он в газете, как петух в молитвеннике.

Берл.В молитве вы сами не очень понимаете, и уж лучше вы о процентах говорите.

Коган.Молчи ты, кузнец!

Берл.Ты чего «тыкаешь»? Ты чего орешь здесь?

Леньчик.Вот здорово!

Коган(багровеет). Ах ты… ты… босявка!

Берл.Уйди отсюда, ростовщик!

Самсон.Берл, оставь!

Леа.Что с тобой, Берл?

Коган.Я же тебе покажу… Ах ты, мерзавец!.. Ты такой?.. Ты такой?..

Берл(приближаясь). Да, такой, не другой… Сейчас марш отсюда, а то… за хвост и в канаву!

Леньчик.Вот ловко, ей-богу!

Меер.Ты сбесился, Берл?

Коган(пятясь к выходу). Ах ты, подлый шарлатан такой! Ах ты, лайдак! Вот он, ваш рабочий класс!.. Вот они, ваши социалисты!.. Я ж тебе покажу!.. Ужо ты у меня увидишь… (Уходит.)

Самсон.Зачем ты это сделал, Берл?

Берл.Что я сделал?

Леа.Ты без скандалов не можешь.

Meер.Веселее ему, когда поругается.

Берл.Да ведь он ко мне пристал, ростовщик проклятый… На конфетной фабрике у него двести человек работает, подростки все, и нигде, во всем городе, так не мучают рабочих, как у него.

Леньчик.Так его, Берл, отлично. И пусть сюда не лазит.

Самсон.Он и меня раздражает, но все-таки…

Леньчик.Пусть не лазит, пусть не лазит… Дай мне газету, Берл… про того, который бомбу бросил.

Леа.Ты лучше не читай, Ленечка, ты не двигайся…

Самсон(задумчиво). Вот я и доволен, и рад всему, что делается, а в сердце у меня черно… Слишком черно у меня в сердце.

Меер.А не надо смотреть в сердце.

Самсон(в тоске). Предчувствую беды… Как дождь прольются беды, — а куда укрыться?

Меер.Укрыться нельзя, но зонтик над собой раскрыть можно: лишь бы сам я не делал зла.

Леньчик.Дырявый это зонтик, дядя! Я больше люблю ваши груши, чем ваши рассуждения.

Самсон.Все это только начало… Что будет? Что будет?..

Леа.Ты теперь больше мучишься, чем я, Самсон.

Самсон.Плохо нам, Леа. Плохо нам, Леа… Вот я говорю: как Моисей поступать надо, убить египтянина надо. И говорю: опять из среды тернового куста зовет господь… — Но надломилась моя душа. И темный дух идет за мной.

Меер.Ай-ай-ай!.. Вас послушать — земля разваливается. Повздыхал, постонал, и айда дальше!

Леньчик.Самый большой философ — это дядя Меер…

Меер.Вот от этих сморкачей все и идет.

Берл.Дядя Меер рассуждает как ростовщик Коган. Две половинки щипцов.

Меер.Э, нет!.. Вот это, видишь ли, Берл, уже неправда; в дяде Меере плачут печали, в богаче Когане хрюкает капитал.

Леа(вскакивает). Ленюшка, Ленюшка, что с тобой?

Леньчик(в обмороке, лепечет). Ннне… нехорошо…

Самсон.Откройте окно… Берл… Меер… Воды дайте…

Леа.Ой, господи… Ой, боже мой…

Суета, шум.

Берл.Надо его на воздух, под дерево.

Самсон.Постойте… пустите… я понесу его.

Леа.Ох, дети мои, ох, мои бедные дети…

Леньчик(очнувшись). Ничего… я сам пойду… я могу…

Его под руки выводят.

Не держите… я сам…

Все выходят во двор. Некоторое время сцена пуста, потом входят Александр и Дора. Слегка темнеет.

Дора.Где ж это все?.. Разбежались?..

Александр.Ну на это я не жалуюсь. (Подходит к Доре и обнимает ее.) Милая!

Дора(кокетливо). В самом деле… Ты ничего не имеешь против того, что все ушли и мы одни?

Александр.Милая моя, светлая моя…

Дора(ласкаясь, смеясь). Какая я светлая! Это ты вот светлый. (Перебирая его волосы.) Волосы, лицо, голубые глаза… Ах, кажется, ничего нет на свете милее, чем далекая, медленная музыка и голубой цвет.

Александр(смеясь). Голубой?.. А я считал, что тебе всего больше по душе красный.

Дора.Нет, не красный… Это, Саша, жизнь заставляет оттолкнуть все цвета и становиться под красный. И я верна красному. Но… (мечтательно, грустно) люблю я… дремлющее озеро в вечерний час… бледное отражение звезд в нем… и тихий говор недавно родившихся листьев… и изумленную улыбку не вполне еще развернувшейся почки… Волнует меня все кроткое, все сдержанное, тонкое… Наливается душа моя печалью, сладкой печалью — и стыдливость какая-то тихо томит, несказанное умиление охватывает меня, и… я так благодарна, благодарна… И не знает сердце, кого благословлять, и все благословляет и благословляет…

Александр.Дорогая моя, радость моя чистая…

Дора.И в тебе, мой друг, я так люблю твою тихую нежность… Мне стыдно сознаться, но… я любуюсь на твои красивые руки. (Обеими руками отводит его голову и долго смотрит в его лицо.) Голубые глаза… кроткие глаза… А каким могут они пылать гневом!.. А какой отвагой могут они загораться!.. Какую бездонную жажду подвига видела я в этих глазах… (Помолчав.) Ведь я не ошиблась в них, Александр, не ошиблась ведь?

Александр.Как я люблю тебя!..

Дора.И мы вместе, Александр!.. К победе, к несчастью вместе и рядом.