Димитр Димов - Передышка в Арко Ирис

Пилар. О-о! А как вы это узнали?

Себастьян. Слышал за дверью.

Пилар. Вы подозрительней самой ревнивой женщины! Что же было потом?

Себастьян (гневно). Дуреха! Ты думаешь, что я позволю себе следить за доньей Инес? Ты чего строишь рожи как уличная девка?!

Пилар. Значит… после старого жирного жука свежей орхидеей Арко Ирис соблазнился элегантный кузнечик… Ну и как?

Себастьян (с возмущением). Ведьма! (Собирает книги и, враждебно оглядев Пилар, уходит вправо.)

Пилар расставляет чашки. Слева входит Эстанислао, в рубашке с расстегнутым воротом, с непокрытой головой, но с кобурой на поясе. Некоторое время он смотрит в парк, любуясь сиянием утра.

Пилар (кокетливо). Доброе утро, сеньор капитан!

Эстанислао (очнувшись). О!.. Доброе утро, Пилар!

Пилар. Хорошо ли вам спалось?

Эстанислао. Отлично! Давно так не спал.

Пилар. Я ведь говорила вам, что здесь не так уж плохо.

Эстанислао. Ты права, милая! Нельзя верить первому впечатлению об Арко Ирис. Лишь потом убеждаешься, как тут прекрасно!.. Ваши летописцы называют Андалусию страной, благословленной и христианским и мусульманским богами.

Пилар. Хуже нет, когда разные боги начинают благословлять одну и ту же страну. Простой смертный пе знает, кому служить.

Эстанислао (испытующе смотрит на нее). Но я полагаю, что ты истая католичка н служишь только своему христианскому богу?

Пилар. Беда в том, сеньор, что в дела христианского бога вмешиваются политические бесы.

Эстанислао. А неужели трудно разглядеть в делах божьих перст дьявола?

Пилар, Это не по силам даже ученым монахам-августинцам, сеньор! Не случайно именно в Севилье зародился образец любовников – грешный и проклятый Дон Жуан.

Эстанислао (с удивлением смотрит на нее). Серьезно?

Пилар. Да, сеньор! Андалусия – страна, где любовь превращает праведников в грешников, а девственниц – в кокоток.

Эстанислао. А ты из каких? Из девственниц или из кокоток?

Пилар. Неужели донья Инес не разъяснила вам вчера вечером?

Эстанислао (сухо). А почему она должна была это сделать?

Пилар. Старые девы нетерпимы к чужим грехам.

Эстанислао. Но донья Инес вовсе не похожа на старую деву. Это еще вполне красивая и сохранившаяся женщина.

Пилар. О да! У аристократов только и забот, что заниматься спортом и следить за своей внешностью.

Эстанислао. А она говорила о тебе столько хорошего.

Пилар. Какая ей выгода поносить меня?

Эстанислао. А тебе не кажется, что ты слишком груба с ней?

Пилар. Да и она со мной не слишком деликатна.

Эстанислао (после паузы). Ты так и не сказала, кто ты.

Пилар. Я грешница, сеньор!

Эстанислао. Так вот почему ты заглядывала ко мне ночью?

Пилар (невозмутимо). Я просто хотела предложить вам еще одно одеяло. Мне показалось, что ночь прохладная. (Вызывающе.) А вы что подумали?

Эстанислао (сухо). Я никогда не думаю плохо об испанских девушках, даже если голод или нужда заставляют их приходить ко мне среди ночи.

Пилар. Почему только голод или нужда, а не доброе чувство?

Эстанислао. Пусть и доброе чувство.

Пилар. Как это бывает с благородными дамами, правда? (Насмешливо посмотрев на Эстанислао, уходит вправо.)

Эстанислао усмехается п снисходительно качает головой. Входит Инес. Остановившись, – смотрит на Эстанислао и улыбается ему.

Эстанислао (бодро). Доброе утро, сеньора!

Инес. Доброе утро, капитан Браво! Все ли в порядке?

Эстанислао (с улыбкой глядя на нее). Да, сеньора! Все в полном порядке.

Инес. Может, вам не совсем удобно в вашей комнате? Вы так оживленно беседовали с Пилар. Ведь у нас все уже старое и обветшавшее.

Эстанислао. Но это же реликвии восемнадцатого века!..

Инес (с горечью). …покрытые плесенью бедной, благородной и униженной Испании! Вам, как видно, нравятся бесполезные безделушки?

Эстанислао. Да! Когда-то я мечтал стать художником.

Инес (с волнением). И почему же не стали?

Эстанислао. Меня исключили из академии… А ваша горничная умеет блестяще вести разговор. Как вы терпите ее комментарии?

Инес. Приходится терпеть… Она кокетничает с вами. Вы обратили внимание?

Эстанислао (пожав плечами). Мне не до тонкостей кокетства.

Инес. Мы только что встретились с ней в коридоре. Она была готова разорвать меня.

Эстанислао (усмехнувшись). Исконный якобинский гнев народа против аристократов. Он вспыхивает и великодушно угасает.

Инес. А почему сейчас он вспыхнул так неожиданно?

Эстанислао. Это доказывает, что классовый антагонизм существует и в анархистских коммунах.

Инес. Она бывшая содержанка моего отца. Теперь вам ясно ее поведение?

Эстанислао. Хотите бросить на нее тень, не удастся! Не она виновата, что стала содержанкой, а ваше общество.

Инес (с легким раздражением). Надо вам сказать, отец подарил ей небольшой хуторок, и она давно уже стала независимой. Но война заставила ее снова искать убежища у нас. Она вовсе не горничная, а вполне обеспеченная наглая особа, которая фактически все здесь прибрала к рукам. Следовательно, как женщины, мы поставлены в равные условия, и в ее положении нет ничего унизительного.

Эстанислао. Не хитрите! В действительности у вас далеко не равные условия!

Инес (сухо). Да! С точки зрения политики вы, может быть, и правы.

Эстанислао (с грустью). И это вас сердит?

Инес (с усмешкой). Я не могу сердиться на вас!.. Но Пилар – да, она меня раздражает! Ни одна дочь не забудет унижений матери и не простит бывшую любовницу отца.

Эстанислао. По-человечески вас можно понять. Но я не могу испытывать к Пилар такую же неприязнь.

Инес (задумчиво смотрит на него). Вы сотканы из противоречий. Вам это не приходило в голову?

Эстанислао. Противоречия свойственны каждому человеку. Разве у вас их нет?

Инес. Сколько угодно! Но противоречия делают человека добрее, не так ли?

Эстанислао. Или по крайней мере умнее! Тут вы не далеки от истины.

Инес (с легкой иронией). Это, надо полагать, марксистская истина, раз вы с ней согласны.

Эстанислао (усмехаясь). Да, вполне марксистская.

Инес. Только вот… в данном случае бесполезная! (С грустью качает головой.)

Эстанислао. Почему?

Инес. Потому что видим ее только мы с вами. Ведь вокруг бушует война.

Эстанислао. Не стоит пока говорить о войне! Почему вы не хотите порадоваться, как я, этому спокойному прекрасному утру?

Инес (вспыхнув). Радоваться? Чему? Той крохе счастья, которую нам вчера вечером швырнула война?

Эстанислао (тихо, с удивлением глядя на нее). Не будем называть это счастьем. Простите меня, если я вчера оказался слишком дерзким.