Уильям Шекспир - Юлий Цезарь

И ухожу.

Кассий

Брут, с некоторых пор я замечаю,

Что нет в твоих глазах той доброты

И той любви, в которых я нуждаюсь.

В узде суровой, как чужого, держишь

Ты друга, что тебя так любит.

Брут

Кассий,

Ошибся ты. Коль взор мой омрачен,

То видимую скорбь я обращаю

Лишь к самому себе. Я раздираем

С недавних пор разладом разных чувств

И мыслей, относящихся к себе.

От них угрюмей я и в обращенье;

Пусть не печалятся мои друзья —

В число их, Кассий, входишь также ты, —

К ним невниманье вызвано лишь тем,

Что бедный Брут в войне с самим собой

Забыл выказывать любовь к другим.

Кассий

Так, значит, я твоих не понял чувств;

Поэтому в груди я затаил

Немало дум, внимания достойных.

Свое лицо ты можешь, Брут, увидеть?

Брут

Нет, Кассий; ведь себя мы можем видеть

Лишь в отражении, в других предметах.

Кассий

То правда.

И сожаления достойно, Брут,

Что не имеешь ты зеркал, в которых

Ты мог бы доблесть скрытую свою

И тень свою увидеть. Ведь я слышал,

Что многие из самых лучших римлян

(Не Цезарь славный), говоря о Бруте,

Вздыхая под ярмом порабощенья,

Желали бы, чтоб Брут открыл глаза.

Брут

В опасности меня ты вовлекаешь.

Ты хочешь, чтобы я искал в себе

То, чего нет во мне.

Кассий

Поэтому, Брут, выслушай меня:

И так как ты себя увидеть можешь

Лишь в отраженье, то я, как стекло,

Смиренно покажу тебе твой лик,

Какого ты пока еще не знаешь.

Во мне не сомневайся, милый Брут:

Я не болтун и не унижу дружбы,

Случайному знакомству расточая

Слова любви; вот если б ты узнал,

Что льщу я людям, обнимаю их,

А после поношу; что на пирах

Всем пьяницам я открываю тайны,

Тогда ты мог бы мне не доверять.

Трубы и крики.

Брут

Что там за крик? Боюсь я, что народ

Избрал его в цари.

Кассий

А, ты боишься?

Так, значит, этого ты не желаешь.

Брут

Нет, Кассий, хоть его я и люблю.

Но для чего меня ты держишь здесь?

И что такое сообщить мне хочешь?

Коль это благу общему полезно,

Поставь передо мной и честь и смерть,

И на обеих я взгляну спокойно. 5

Богам известен выбор мой: так сильно

Я честь люблю, что смерть мне не страшна.

Кассий

В тебе я эту доблесть знаю, Брут,

Она знакома мне, как облик твой,

И я о чести буду говорить.

Не знаю я, как ты и как другие

Об этой жизни думают, но я

И не могу, и не желаю жить

Склоняясь в страхе перед мне подобным.

Родились мы свободными, как Цезарь;

И вскормлены, как он; и оба можем,

Как он, переносить зимою стужу.

Однажды в бурный и ненастный день,

Когда Тибр гневно бился в берегах,

Сказал мне Цезарь: «Можешь ли ты, Кассий,

За мною броситься в поток ревущий

И переплыть туда?» Услышав это,

Я в воду бросился, как был, в одежде,

Зовя его, и он поплыл за мной.

Поток ревел, но, напрягая мышцы,

Его мы рассекали, разбивая,

И, с ним борясь, упорно плыли к цели.

Но не доплыли мы еще, как Цезарь

Мне крикнул: «Кассий, помоги, тону».

Как славный предок наш Эней из Трои

Анхиза вынес на своих плечах, 6

Так вынес я из волн ревущих Тибра

Измученного Цезаря; и вот

Теперь он бог, а с ним в сравненье Кассий

Ничтожество, и должен он склоняться,

Когда ему кивнет небрежно Цезарь.

В Испании болел он лихорадкой.

Когда был приступ у него, я видел,

Как он дрожал. Да, этот бог дрожал.

С трусливых губ его сбежала краска,

И взор, что держит в страхе целый мир,

Утратил блеск. Я слышал, как стонал он.

Да, тот, чьи речи римляне должны

Записывать потомкам в назиданье,

Увы, кричал, как девочка больная:

«Подай мне пить, Титиний!» — Как же может,

О боги, человек настолько слабый

Величественным миром управлять

И пальму первенства нести?

Крики. Трубы.

Брут

Опять они кричат!

Я думаю, то знаки одобренья,

И почестями вновь осыпан Цезарь.

Кассий

Он, человек, шагнул над тесным миром,

Возвысясь, как Колосс; 7а мы, людишки,

Снуем у ног его и смотрим — где бы

Найти себе бесславную могилу.

Порой своей судьбою люди правят.

Не звезды, милый Брут, а сами мы

Виновны в том, что сделались рабами.

Брут и Цезарь! Чем Цезарь отличается от Брута?

Чем это имя громче твоего?

Их рядом напиши, — твое не хуже.

Произнеси их, — оба так же звучны.

И вес их одинаков, и в заклятье

«Брут» так же духа вызовет, как «Цезарь».

Клянусь я именами всех богов,

Какою пищей вскормлен Цезарь наш,

Что вырос так высоко? Жалкий век!

Рим, ты утратил благородство крови.

В какой же век с великого потопа 8

Ты славился одним лишь человеком?

Кто слышал, чтоб в обширных стенах Рима

Один лишь признан был достойным мужем?

И это прежний Рим необозримый,

Когда в нем место лишь для одного!

Мы от своих отцов не раз слыхали,

Что Брут — не ты, а славный предок твой 9—

Сумел бы от тирана Рим спасти,

Будь тот тиран сам дьявол.

Брут

Уверен я в твоей любви и знаю,

К чему ты хочешь побудить меня.

Что думаю о нынешних делах,

Я расскажу тебе потом: сейчас же,

Во имя нашей дружбы, я прошу,

Не растравляй меня. Все, что еще добавишь,

Я выслушаю. Мы отыщем время,

Чтобы продолжить этот разговор.

А до тех пор, отважный друг, запомни:

Брут предпочтет быть жителем деревни,

Чем выдавать себя за сына Рима

Под тем ярмом, которое на нас

Накладывает время.

Кассий

Я рад, что слабые мои слова

Такую искру высекли из Брута.

Брут

Окончен бег, и Цезарь к нам идет.

Входит Цезарьи его свита.

Кассий

Когда пойдут, тронь Каску за рукав,

И он с обычной едкостью расскажет,

Что важного произошло сегодня.

Брут

Так сделаю, но, Кассий, посмотри —

У Цезаря на лбу пылает гнев,

Все, как побитые, за ним идут;

Кальпурния бледна; у Цицерона

Глаза, как у хорька, налиты кровью.

Таким он в Капитолии бывает,

Когда сенаторы с ним несогласны.

Кассий

Нам Каска объяснит, что там случилось.

Цезарь

Антоний!

Антоний

Цезарь?

Цезарь

Хочу я видеть в свите только тучных,

Прилизанных и крепко спящих ночью.

А Кассий тощ, в глазах холодный блеск.

Он много думает, такой опасен.

Антоний

Не бойся, Цезарь; не опасен он;

Он благороден и благонамерен.

Цезарь

Он слишком тощ! Его я не боюсь:

Но если бы я страху был подвержен,

То никого бы так не избегал,

Как Кассия. Ведь он читает много

И любит наблюдать, насквозь он видит