Евгений Татарский - Записки кинорежиссера о многих и немного о себе

Художник И. Каплан пользовался громадным уважением в цехе реквизита киностудии «Ленфильм», и благодаря Каплану я знал, какие там есть уникальные вещи.

В данном случае речь шла о хрустальном фужере царских времен. Этот реквизит на восемьдесят процентов состоял из уникальных вещей кладовых Зимнего дворца. В 20-х годах комиссия Наркомпроса решала, что нужно музею, а что можно отдать киностудии. То, что с точки зрения ученых было бросовым, с точки зрения кинематографа было удивительным: были там веера из страусовых перьев тех времен, и были какие-то табакерки для нюхательного табака, это были штучные уникальные вещи. Кстати, я потом узнал, что кто-то из членов комиссии вместе с реквизитом перешел работать на киностудию.

А какая была мебель из Зимнего дворца! В кабинете директора Киселева стоял гарнитур карельской березы, настоящей карельской березы, полированный, громадный гарнитур: стол для совещаний с письменным столом, со всякими горками, трельяжами, и прочее, прочее… с креслами, стульями, и ножки у всех этих предметов заканчивались маленькими оленьими копытцами… А какие шубы генеральские были в костюмерных! Куда это делось?..

И давали это не каждому художнику, не каждому режиссеру и не на каждый фильм. Но Хейфицу давали все, что выбирал Каплан, а он эту эпоху знал замечательно.

Так вот, на пробе у Даля был хрустальный фужер из штучного реквизита.

Сима Городниченко — реквизитор:

— Олег Иванович, я вас очень прошу, осторожней…

— Что осторожней?

— С фужером.

— Да никуда не денется твой фужер!

И вот заканчивается проба, и Олег показывает темперамент актерский… «хлоп!» этим фужером об пол павильона.

Просто Даль прочитал эту сцену так:

— Лаевский может быть подвыпившим, плюс истерика в конфликте с фон Кореном!

Так закончилась эта проба. Но вопрос с Лаевским был решен — Даль!

А вот на роль фон Корена Хейфиц долго не мог решить, кто.

Мы с Кривицкой напирали на него: возьмите Высоцкого!

— Нет, перестаньте. Он там ноет под гитару, а тут другое дело!

Спектаклей с Высоцким он не видел.

К этому времени Театр на Таганке приезжал уже пару раз, и я бегал в «Пятилетку» смотреть все спектакли, поскольку жил совсем рядом, на улице Писарева. Мне очень нравился Высоцкий.

Мы напирали, напирали на Хейфица и уговорили его снять пробу.

Высоцкий приехал в Ленинград с Мариной Влади, и они остановились в «Астории». Помню, Марина сидела с томиком Чехова у нас в павильоне во время проб, а потом и во время съемок. А мы все еще продолжали искать героиню — Надежду Федоровну. Так кто же, кто же?

Ко мне подошел Володя:

— Слушай, Женя, поговори с Хейфицем, может, он Маринку возьмет? Она очень хочет сыграть у него в чеховской вещи!

Я поговорил с Хейфицем…

Он сказал:

— Нет, Женя, я боюсь! Она иностранная подданная… Юткевич ее взял — нахлебался всего. Это будет очень сложно.

Я говорю:

— Но она член компартии Франции!

— Нет, нет, не хочу…

С Мариной у меня разговора не было, а когда Володя спросил, я ему сказал, что вот так и так…

— Жалко!

Мне тоже было жалко.

Пока Володя снимался, Марина читала, но в десять вечера она закрывала томик Чехова. И спрашивала:

— Женя, нельзя ли попросить машину до гостиницы?

— Марина, что вы так рано уезжаете?

А съемка была до двенадцати.

— Женя, я же актриса, мне нужно хорошо выглядеть…

Я это говорю в назидание нашим актрисам, которые могут себе позволить сидеть в гостях до двенадцати, пить водочку или еще какие-нибудь напитки, а потом жаловаться на судьбу, что плохо выглядят и их мало снимают. А Марина Влади уже была звездой французского кино, но в десять вечера ехала домой. Здесь ее любимый снимался, она наслаждалась и упивалась тем, как он играет, всем съемочным процессом… но в десять часов вечера она должна была уехать в гостиницу, чтобы в одиннадцать лечь спать, потому что она актриса и должна хорошо выглядеть!

Высоцкому нравилось сниматься у Хейфица. Однажды он мне признался:

— Женька, знаешь, я к Хейфицу пойду на любой эпизодик… Не надо даже роли! Вот предложит мне эпизод, я буду сниматься!

— Чего так? — спрашиваю.

— Ты знаешь, — говорит, — я на всю жизнь запомнил утверждение моего костюма. Ты помнишь?

— Утверждение как утверждение…

— Ты помнишь, кто был тогда?

Я начал перечислять:

— Был Хейфиц, Маранджян, Каплан, я, художник по костюмам и кто-то из ассистентов.

— И вот, — говорит он, — я стою в костюме, и такая делегация приходит утверждать костюм. Я уж не помню, кто что сказал, я только помню, что Хейфиц сказал: «Все хорошо, мы утверждаем этот костюм, только запомните, что на сюртуке последняя пуговица должна держаться на одной нитке, на одной, подчеркиваю! И болтаться! Чтобы это характеризовало холостяка!»

Вот Хейфиц какой молодец! И молодец Володя, который отметил и запомнил это!

Потом он смеялся:

— Я никогда не знал, что можно так утверждать костюм. Я ведь в основном на Одесской киностудии снимался, а там как — в чем приехал, в том и снимаешься!

Был еще один очень показательный момент с Высоцким.

Как-то в Евпатории мы снимали на улочке под стенами рыбзавода. Все сотрудники рыбзавода в белых халатах высунулись в окна и сверху смотрели на съемку, а в съемке были заняты Высоцкий, Даль и Папанов. Когда съемка закончилась, вышли девочки и мальчики с ящиками. В одном ящике — копченая кефаль, в другом — копченая скумбрия. Они подошли к Высоцкому и сказали:

— Это вам, Владимир Семенович!

Надо сказать, что Папанов болезненно воспринял это: «Владимир Семенович — это вам!»

А Володя сказал нам:

— Возьмите это с собой на Кавказ!

— Ты чего, Володя?

— Берите, берите, я пару рыбок возьму!

Он из ящика с кефалью взял две рыбки, и все.

— А это вы с собой!

— А нам куда?

— Я к вам приеду, вместе будем закусывать! Забирай!

И мы действительно взяли это в Пицунду, куда переехали для продолжения съемок.

На роль дьякона тоже долго искали актера. У Хейфица была проблема с этим дьяконом, а потом он «влюбился» в Корольчука:

— Хочу Корольчука! — и все.

А Корольчука забрали в армию. Но Хейфиц зациклился. Да и мы, собственно, понимали, скольких это стоило мучений — найти артиста на роль дьякона, так что искать заново кого-то… И уже начали снимать. Что делать?

Тут я вспоминаю про своего товарища — Натана Печатникова, который работал директором фильма «Блокада», и у него были крупные связи с военными.

Я говорю ему:

— Вот такая вот история, можешь помочь?

— Я думаю, что да!

Потом позвонил, сказал:

— Корольчук будет служить на Дворцовой площади!