Франка Раме - Я жду тебя, любимый…

Соседка ей подсказывает.

Да! Да! Именно! Ну надо же, как точно! Синьора, где ж вы раньше были? Я все ломала голову, как бы это выразить, а, оказывается, такое простое слово: меня ИСПОЛЬЗУЮТ! Да, используют, словно электробритву или фен для сушки волос… Я ведь совсем неопытная в… сексе — видела двоих мужчин: мужа, который не в счет, и еще одного, в детстве. Мне было десять лет, ему — двенадцать. Мальчонка… Теперь уж вырос, наверное. Мы понятия не имели об этих делах. Знали только, что дети рождаются из живота… Ничего не чувствовала. Ничегошеньки! Только очень болел пупок (указывает на пупок), вот здесь. Пупок. Мы думали, что вся любовь происходит через пупок, а мой… кавалер старался изо всех сил. Старался, старался… В результате у меня получилось воспаление пупка (хохочет) , а мама думала — опять ветрянка!.. Я мужу про этот случай не рассказываю, а то еще закатит скандал лет через десять, мол: «Вспомни про свой пупок, шлюха!» Молчу в тряпочку. Только священнику исповедалась. Он больше не велел так делать, и моя сексуальная жизнь надолго замерла. Да мне и самой не понравилось делать это через пупок… Потом я выросла большая, сделалась невестой, подруги мне все объяснили… В день свадьбы, в церкви, я была такая счастливая!.. Распевала во все горло. Нет, не вслух, про себя: я все делаю про себя. И я распевала про себя: «Пришла любовь! О-о, о-о, пришла любовь!» (Изменив интонацию, разочарованно.) А на самом деле ко мне пришел мой муж! Синьора, как же мне было плохо в первую брачную ночь! «И это все?!» — спрашивала я себя… Как мне было плохо в первую брачную ночь! Да и в девяносто первую тоже… Спросить? У кого? Я стала читать женские журналы и открыла потрясающую новость! (С важным видом.) Я открыла, что у нас, у женщин, на теле есть эрогенные зоны. Это такие места, что когда к ним прикасается мужчина… (Разочарованно.) Ах, вы уже знаете… Я вижу, вы многое знаете… Слушайте, сколько же у нас этих эрогенных зон! В одном журнале была нарисована голая женщина, разрезанная на четыре части. У нас в мясной лавке висит похожая схема разделки туш, где корову расчленили на области и провинции, — как карту страны. И каждая эрогенная зона была раскрашена в разные пронзительные цвета по степени чувствительности. Например: филейная часть — красная! Вот эта часть, за шеей, которую мясники называют «холка» — фиолетовая. Там, на спине, вырезка (изменив интонацию) — кстати, как вырезка-то подорожала, а? Ой… (Прежним тоном.) Так вот: вырезка оранжевая! А нижняя часть брюха… брюшка… живота… Нижняя часть!.. Ну вообще! Огненно-алый цвет, как мякоть нежного ростбифа! Это — в области ляжек и внутренней части бедра… А у меня с мужем — ни тебе филе, ни вырезки, ни мякоти — ничего! Я не чувствовала ничего! И, в конце концов, смирилась: думала — у всех женщин так. Думала я до тех пор, пока не повстречала юношу. Вот как было дело. Моя старшенькая уже подросла, хлопот стало меньше, и я сказала мужу: «Надоело быть домохозяйкой, хочу заняться чем-нибудь умным — язык, к примеру, выучить — хотя бы английский, а то поедем в Англию — ни бе ни ме». Он говорит: «Правильно» и приводит в дом студента из университета, лет двадцати пяти; по-английски говорил изумительно. Дней через двадцать, я замечаю, что мой молоденький учитель влюбился в меня по уши! Как заметила? Вот спрягаю какой-нибудь глагол, нечаянно до-тронусь до его руки, так он весь дрожит, запинается, путается в своем английском… А я к таким проявлениям чувств не привыкла; у меня ведь как: то деверь лапает своей ручищей, то телефонная сволочь матерится, то муж использует по назначению. А от этих вспышек любви у меня прямо живот сводило. Нервный гастрит! И я сказала себе: «Так до греха недолго. Хватит». И прекратила английские уроки. Бедный юноша — он переживал… Каждое утро я выходила в магазин — стоял у подъезда, ждал меня. Бледный, убитый, в белом плаще. До того красивый!.. Юл Бриннер в молодости. Смотрел на меня своим голубым глазом… Нет, нет, синьора, у него оба глаза на месте. Просто я так выражаюсь: дескать, смотрел голубым глазом… Я ему говорила (вполголоса) : «Уходи. Я тебе не пара. Я тебе в матери гожусь. (Кричит.) Иди отсюда!..» (Обычным голосом.) Он пугался!.. А однажды учудил такое, чего я никогда не забуду. Спускаюсь, как обычно, за продуктами, а его у подъезда — нет. Даже обидно стало. «Ладно, — думаю, — небось, смирился». И вдруг вижу: на стенах всех соседних домов огромными буквами, красной краской надпись: «Я люблю тебя, Мария!» Меня зовут Мария. Причем, написано по-английски: «I love you!» Это он нарочно по-английски написал, чтоб никто не понял. Я — сломя голову назад, домой. «Все. Я должна его забыть. Должна забыть!» А как забудешь? Решила заливать горе алкоголем. Начала пить. Пила горькую настойку «Фернет» — аперитив такой. Ужас, до чего горький этот «Фернет». Зачем такой горький делают? Я его хлопну как лекарство, и все нипочем. Радио орет, телефон надрывается, деверь дудит в дудку…

Звучит дудка.

Вон, слышите? (Направляется к левой двери.) Тебе чего? Сиди спокойно, я сейчас не могу — с подругой разговариваю.

Душераздирающий звук дудки перекрывает ее слова.

Нахал! (Соседке.) Еще и ругается! Я его как-нибудь с лестницы спущу прямо на каталке… Через все четыре этажа.

Яростный вопль дудки.

(Тоже приходит в ярость.) Вечно последний взвизг должен быть за ним!.. На чем я остановилась? Ах, да. Я была пьяная. То есть, навеселе, с ног не валилась. Слышу звонок в дверь. Открываю — мать этого мальчика. Неудобно-то как!! Она говорит: «Синьора, не подумайте плохого. Я в отчаянии: мой сын умирает от любви к вам. Не ест, не спит… Спасите его, пойдемте, хоть поговорите с ним!» Что ж делать? Я сама — мать. Иду. Захожу к нему в комнату, а он в постели, белый, как простыня, осунувшийся, подавленный, без плаща. Как увидел меня — разрыдался. Я тоже в слезы. И мать его в слезы… Потом мать ушла, мы остались одни. (В большом смущении.) Он меня обнимает, я — его. Целует меня, и я… и я его целую. А потом… (Жестом дает понять, что молодой человек пытался притронуться к ее груди.) «Не надо!» Он снова испугался. «Я должна с тобой поговорить. Мне не стыдно признаться, что я тебя тоже очень люблю. (Повышая голос.) Люблю, люблю!»… Как я кричала! Вот что значит «Фернет»! «Я тебя люблю-у-у!» (Обычным голосом.) Мне говорили потом, что весь дом высунулся из окон: «Кто это у нас так любит?» — «Может, на четвертом этаже?» — «Нет, там никто никого не любит. Может, на втором?»… Позорище!.. Слава Богу, меня в том доме никто не знал. (Кричит.) «Я люблю тебя, люблю, но спать с тобой не могу: У меня двое детей, муж и деверь!» (Обычным голосом.) Тогда он выпрыгивает из постели, голый. Совершенно голый! Хватает со стола нож, утыкает его себе в горло и заявляет: «Значит, я покончу с собой!» (В большом смущении.) Но я же не убийца — как вы думаете? Пожертвовать жизнью юноши ради своего слепого эгоизма? Никогда! Я за восемь секунд разделась, и мы… соединились в любви. (Изменив тон, очень нежно.) Синьора, это так сладко… Эти поцелуи, ласки… Низкий поклон тому ножу! Я поняла: любовь — ЛЮБОВЬ — это совсем не то, что мы делаем с мужем: я — снизу, он — сверху: ТРАХ, ТРАХ, ТРАХ — камнедробилка какая-то! Любовь — это нежность… такая нежность!.. На следующий день я снова пришла к нему. Потом снова и снова. Каждый день… Ну зачем вы так подумали, синьора? Он же болен был! И я домой возвращалась будто в тумане… Как почему? Дожить до моего возраста и узнать, что все это существует не только в кино, а на самом деле. Мой муж, видя, как я хожу одуревшая, догадался, что я выпиваю, но не понял почему. Стал запирать от меня бутылку с «Фернетом» в шкаф, на ключ, гад такой! Потом уже заподозрил, начал шпионить. И вот однажды, представляете? — я у этого мальчика в комнате, стою — голая, он тоже голый. Едва успели поздороваться: «Как жизнь?» — «Прекрасно, а твоя?», вдруг дверь нараспашку, — вваливается мой муж — одетый. Что тут говорить? Я только и выдавила: «А-а, это ты?» Сами понимаете, синьора, не каждый день оказываешься в комнате голая перед чужим голым мужчиной, а рядом — муж в пальто. И я ему: «Это ты?»… «Да, это я-а-а! Подлюка!!!» Разорался, как сумасшедший. Хотел удавить моего друга и меня заодно. Ему просто рук не хватило на нас обоих, хотя я всячески способствовала — старалась свою шею приблизить к шее друга, чтобы легче было обе шеи обхватить руками. Даже дышать перестала. Думала — задохнусь — помру. Все напрасно! Мой нос стал дышать независимо от меня — самостоятельно. У меня самостоятельный нос, синьора!.. Тут его мать прибежала, потом сестра, бабушка… А я голая, как червяк, со своим независимым носом… бегу в ванную, запираюсь там, хватаю с полки бритвенное лезвие и — раз, раз, раз — режу себе все вены подряд. Старалась ни одной не пропустить: вот эту, теперь эту, эту… А вот еще одна — р-раз! Еще, еще р-раз! Р-раз! В общем, устроила резню. Слушайте, сколько у нас этих вен! Я их вдоль резала, чтобы скорее умереть… Но мой муж хотел убить меня сам, лично. Он вышиб дверь плечом, увидел меня всю в крови, — кровь ужасно красная, — и говорит: «Ладно, не буду убивать. Поехали в больницу». Завернул меня как следует в одеяло, чтоб машину не испачкать, и отвез в больницу. А потом простил. Очень благородно с его стороны… Только с тех пор он держит меня дома взаперти… Это — нарушение прав человека: незаконное лишение свободы… Конечно, незаконное… Полиция? Ой, да что ж вы все про полицию-то? У вас там родственники работают?.. Не буду я звать полицию. Ну, приедут они — всплывет эта история с молодым человеком. Наверняка будет официальный развод. Наверняка муж заберет с собой детей, а взамен наверняка оставит мне деверя с его ручищей! Нет уж, я, знаете ли…