Уильям Шекспир - Укрощение строптивой

Что попросили вы меня остаться.

Но, как бы ни просили, не останусь.

Ну, из любви останьтесь.

Лошадей!

Готовы, синьор; овес уже всех лошадей съел.

Ну, если так —

Что хочешь делай, я не двинусь с места.

Нет, нет, и не сегодня, и не завтра,

Пока сама не захочу поехать.

Открыты двери; скатертью дорога,

И топай, пока целы сапоги.

Что до меня, то я останусь здесь.

Вот, нечего сказать, хороший муж!

Себя вы сразу показать сумели.

Да успокойся, киска, не сердись.

Хочу сердиться! Вам-то что за дело? —

Отец, он будет с нами, я ручаюсь;

Пока не захочу, он не уедет.

Заварится сейчас такая каша!..

Прошу к столу пожаловать, синьоры.

Из женщины не трудно сделать дуру,

Когда она боится дать отпор.

Они пойдут к столу, как ты велела.

Прошу повиноваться новобрачной,

Идите пировать и веселиться

И пейте вдоволь за ее невинность,

Буяньте и кутите сколько влезет,

А не хотите — убирайтесь к черту!

Но милая жена со мной поедет;

Не топай, киска, не косись, не фыркай —

Я своему добру хозяин полный,

А ты теперь имущество мое:

Мой дом, амбар, хозяйственная утварь,

Мой конь, осел, мой вол — все что угодно.

Вот здесь она стоит. Посмейте тронуть —

И тут же я разделаюсь с любым,

Кто в Падуе меня задержит. Грумио,

К оружию! Хотят ограбить нас!

Спасай хозяйку, если ты мужчина.

Не бойся, Кет, тебя никто не тронет:

Я отобью хоть миллион врагов.

Петруччо, Катарина, Грумиоуходят.

Пусть их идут. Не пара — загляденье!

Еще чуть-чуть — и со смеху б я лопнул.

Безумней в мире не бывало брака.

Что скажете, синьора, о сестре?

Безумная она, и брак безумный.

Она окатаринила его.

Друзья, хоть новобрачных с нами нет

И за столом пустуют их места,

Зато в избытке яства на пиру.

Пусть место жениха займет Люченцио;

Ты, Бьянка, сядь на место Катарины.

Чтоб к роли новобрачной приучаться?

Да, да, Люченцио. За стол, друзья!

Уходят.

Загородный дом Петруччо.

Входит Грумио.

Тьфу, да пропади они пропадом, все дохлые клячи, все сумасбродные хозяева и все скверные дороги! Бывал ли когда человек так истрепан? Бывал ли когда человек так забрызган? Бывал ли когда человек так измучен? Меня послали вперед развести огонь, а они приедут следом греться. Не будь я мал да горяч, так у меня бы губы примерзли к зубам, язык к небу, сердце к желудку, прежде чем я бы успел развести огонь, чтобы оттаять. Но, раздувая огонь, я и сам согреюсь. Ведь по этакой погоде человек и повыше меня схватит простуду. Эй, эй, Кертис!

Входит Кертис.

Кто это зовет меня таким застывшим голосом?

Кусок льда. Если сомневаешься, скатись вниз по моему плечу до пяток: разбега больше, чем от головы до шеи, не потребуется. Огня, славный Кертис!

Мой хозяин и его жена едут, Грумио?

Едут, Кертис, едут, а потому огня, огня! Хватит воду лить.

А она в самом деле так горяча и строптива, как говорят?

Была, добрый Кертис, до этого морозца. Но ты ведь знаешь, стужа смиряет и мужчину, и женщину, и скотину. Вот она и смирила моего старого хозяина, и новую хозяйку, да и меня самого, друг мой Кертис.

Убирайся ты, трехдюймовый болван! Я не скотина.

Неужто во мне только три дюйма? Да у тебя рога длиной в целый фут, а уж я по крайней мере не меньше их. Намерен ты разводить огонь, или мне нужно жаловаться хозяйке? А так как она сама под рукой, то от ее руки тебе сразу холодно станет, за то, что медлишь со своим горячим делом.

Прошу тебя, любезный Грумио, расскажи, что делается на свете?

Холодно на свете, Кертис, холодно во всех должностях, кроме твоей. А посему — давай огня. Займись своим делом — и получишь поделом, потому что хозяин, и хозяйка чуть не до смерти замерзли.

Ну, вот и огонь готов. Выкладывай теперь новости, милый Грумио.

(напевает)

«Эх, Джек! Ах, Джек!..» 40Новостей сколько тебе угодно.

Ну и плут же ты отъявленный!

Давай же огня! Меня страх как продуло. Где повар? Готов ли ужин, прибран ли дом, вымыты ли полы, сметена ли паутина? Надели слуги новые платья, белые чулки и свадебные украшения? Вымыты ли стаканы внутри, а чашки снаружи, постелен ли ковер и все ли в порядке?

Все готово; поэтому прошу тебя, выкладывай новости.

Ну так вот: во-первых, моя лошадь устала, а мой хозяин с хозяйкой бултыхнулись.

Как?

С седел прямо в грязь; вот тут и начинается история.

Расскажи ее, добрый Грумио.

Давай ухо.

Вот оно.

(бьет его)

Получай.

Это значит почувствовать историю, а не выслушать.

Потому-то и говорят люди: чувствительная история. А в ухо я тебе заехал для того, чтобы постучаться и попросить внимания. Начинаю: во-первых, спускались мы с грязного пригорка, причем мой хозяин ехал позади хозяйки…

Оба на одной лошади?

А тебе что?

Не мне, а лошади…

Ну, так сам дальше и рассказывай. А если бы ты меня не перебил, ты бы услышал, как ее лошадь оступилась, а она свалилась под лошадь; ты бы услышал, что там была за грязь, как хозяйка вся выпачкалась, как он ее оставил лежать под лошадью, а сам принялся лупить меня за то, что ее лошадь оступилась, как она шлепала по грязи, чтобы оттащить его от меня, как он ругался, как она умоляла — она, которой раньше и просить-то ни о чем не приходилось, — как я орал, как лошади разбежались, как ее уздечка лопнула, как я потерял подпругу и еще много всяких интереснейших вещей, которые теперь останутся в забвении, а ты сойдешь в могилу, так ничего и не узнав.

По этому расчету выходит, что он еще строптивей ее!

Вот именно. И ты, и самый важный из вас это сразу почувствуют, как только он вернется домой. Да что я заболтался? Зови сюда Натаниэля, Джозефа, Никласа, Филиппа, Уолтера, Лакомку и всех остальных. Пусть гладко причешут волосы, вычистят свои синие куртки, как следует завяжут подвязки. Пусть встанут на левое колено и не посмеют дотронуться даже до волоска в хвосте лошади хозяина, пока не приложатся к ручке. Ну как там, все готовы?