Бернард Шоу - Пьесы

МИССИС ДАДЖЕН (с угрозой) . Ты где была?

Эсси, перепуганная, пытается ответить, но не может.

Как ты смела уйти без спросу, после того что я тебе наказывала?

ЭССИ. Он просил пить… (От страха у нее язык прилипает к гортани.)

ДЖУДИТ (строго, но не так сурово) . Кто просил пить?

Эсси без слов кивает на Ричарда.

РИЧАРД. Что? Я?

ДЖУДИТ (скандализованная) . Эсси, Эсси!

РИЧАРД. Ах да, верно! (Берет стакан и подставляет Эсси. Она наклоняет кувшин, но у нее трясутся руки.) Что такое? Ты меня боишься?

ЭССИ (торопливо) . Нет. Я… (Наливает воду.)

РИЧАРД (отпив немного) . Ого, да ты ходила к тому колодцу, что у ворот рынка, не иначе. (Пьет.) Чудесная вода! Спасибо тебе! (К несчастью, в этот миг ему на глаза попадается Джудит, на лице которой читается самое чопорное неодобрение его явной симпатии к пожирающей его преданным взором Эсси. Тотчас же к нему возвращается прежнее насмешливое озорство. Он ставит стакан на стол, демонстративно обнимает Эсси за плечи и ведет ее в круг гостей. Так как при этом миссис Даджен окалывается у них на дороге, то, поравнявшись с ней, он произносит.) С вашего разрешения, матушка! (И принуждает ее посторониться.) Тебя как зовут? Бесси?

ЭССИ. Эсси.

РИЧАРД. Ну да, Эсси. А ты хорошая девочка, Эсси?

ЭССИ (глубоко разочарованная тем, что он, именно он тоже начинает с этого) . Да. (Неуверенно смотрит на Джудит.) Я думаю… то есть я надеюсь…

РИЧАРД. Скажи мне, Эсси, слыхала ты когда-нибудь о том, кого называют дьяволом?

АНДЕРСОН (возмущенный) . Посовеститесь, сэр, такому ребенку…

РИЧАРД. Прошу прощения, священник; я не мешаю вашим проповедям, не прерывайте вы моих. (Эсси.) Знаешь, Эсси, как меня называют?

ЭССИ. Дик.

РИЧАРД (улыбаясь, треплет ее по плечу) . Верно, Дик. Но не только Дик. Меня называют Ученик дьявола.

ЭССИ. А вы зачем позволяете?

РИЧАРД (серьезно). Потому что это правда. Меня воспитывали в иной вере, но я с самого начала знал, что истинный мой наставник, повелитель и друг – дьявол. Я видел, что правда на его стороне и что только из страха мир подлаживается к его покорителю. Я втайне молился ему; и он утешал меня и не допустил, чтобы мой дух сломили в этом доме, где постоянно лились детские слезы. Я обещал ему свою душу и поклялся, что всегда буду стоять за него и в этом мире и в будущем. (Торжественно.) Это обещание и эта клятва сделали меня человеком. Отныне этот дом – его дом, и никогда здесь не заплачет ребенок; этот очаг – его алтарь, и ни одна живая душа не будет дрожать здесь от страха долгими темными вечерами. Ну (резким движением повернувшись к остальным), вы, добрые люди, кто из вас возьмет эту девочку и спасет ее из дома дьявола?

ДЖУДИТ (подойдя к Эсси и кладя ей руку на плечо). Я возьму. Вас надо заживо сжечь.

ЭССИ. Но я не хочу! (Отступает назад, так что Ричард и Джудит оказываются лицом к лицу.)

РИЧАРД. Так-таки и не хочет, добродетельнейшая леди!

ДЯДЯ ТАЙТЭС. Берегитесь, Ричард Даджен. Закон…

РИЧАРД (угрожающе поворачивается к нему) . Берегитесь вы сами. Через час здесь перестанут действовать все законы, кроме одного – закона войны. Я видел солдат на дороге в шести милях отсюда; полдень не пробьет, как майор Суиндон водрузит на рыночной площади виселицу для мятежников.

АНДЕРСОН (спокойно). Что же тут для нас опасного, сэр?

РИЧАРД. Больше, чем вы думаете. В Спрингтауне он не того повесил, кого ему надо было; у Дадженов доброе имя, и он думал, что дядюшка Питер почтенный человек. Следующий раз он выберет самое уважаемое лицо в городе, только бы удалось обвинить его в мятежных речах. А ведь мы все мятежники, вы сами знаете.

ВСЕ МУЖЧИНЫ (за исключением Андерсона) . Нет, нет, нет!

РИЧАРД. Да, вы мятежники. Пусть вы и не кляли короля Георга на всех перекрестках, как я, но вы молились о его поражении. А служили молебны вы, Антони Андерсон, и вы же продали семейную библию, чтобы купить себе пару пистолетов. Меня, может быть, англичане и не повесят: не такое уж назидательное зрелище – Ученик дьявола, отплясывающий в воздухе. Иное дело – священник!

Джудит, потрясенная, хватается за Андерсона.

Или адвокат!

Хоукинс усмехается с видом человека, который сумеет позаботиться о себе.

Или честный барышник!

Дядя Тайтэс рычит на него в ярости и страхе.

Или пропойца, бросивший пить!

Дядя Уильям жалобно стонет и трясется от ужаса.

Вот это действительно прекрасное доказательство, что король Георг шутить не любит!

АНДЕРСОН (с полным самообладанием) . Успокойся, дорогая: он просто пугает нас. Никакой опасности нет. (Ведет жену к выходу.)

Вслед за ними теснятся остальные, за исключением Эсси, которая остается подле Ричарда.

РИЧАРД (продолжая шумно издеваться) . Что же вы, а? Есть среди вас охотники остаться со мной, поднять американский флаг на крыше дома дьявола и драться за свободу?

Они торопятся выйти, подталкивая друг друга в спешке. Кристи вместе со всеми.

Ха-ха! Да здравствует дьявол! (Видя, что миссис Даджен тоже направилась к двери.) Как, матушка! И ты уходишь?

МИССИС ДАДЖЕН (мертвенно бледная, прижимая руку к груди, как будто ей нанесен смертельный удар). Проклинаю тебя! В последний час свой проклинаю тебя! (Выходит.)

РИЧАРД (кричит ей вслед). Это принесет мне счастье.

ЭССИ (робко). А мне можно остаться?

РИЧАРД (оглянувшись). Как! Они так испугались за свое тело, что позабыли спасти твою душу! Ну конечно, конечно, оставайся. (Снова поворачивается к двери и возбужденно потрясает кулаком вслед ушедшим. Левая его рука, висящая неподвижно, тоже сжимается в кулак. Эсси вдруг хватает ее и целует, роняя на нее слезы. Он вздрагивает и оглядывается.) Слезы! Крещение дьявола! (Она, рыдая, падает на колени. Он ласково наклоняется, чтобы поднять ее.) Ну ничего, Эсси; такими слезами можешь поплакать немножко, если уж тебе очень хочется.

Дом священника Андерсона стоит на главной улице Уэстербриджа, неподалеку от ратуши. Жителю Новой Англии XVIII века он представляется много великолепнее простого фермерского дома Дадженов, но и в нем все настолько просто, что современный агент по недвижимости пустил бы оба дома внаем по одной цене. В жилой комнате такой же кухонный очаг – с котлом, с противнем для поджаривания хлеба, с подвижным железным крюком, чтобы подвешивать мясо, и с широкой решеткой, на которой стоит котелок и блюдо с гренками, смазанными маслом. Дверь, расположенная сбоку от очага, поближе к углу, не имеет ни филенок, ни металлических наличников, ни даже ручки; она сколочена из простых досок и запирается на засов. Стол простой, кухонный, покрыт коричневой клеенкой, протершейся на углах; на нем лакированный поднос с чайной посудой: две толстые фаянсовые чашки с блюдцами, такая же полоскательница и молочник вместимостью не меньше кварты; в центре стола – деревянная дощечка, на которой лежит большой каравай хлеба и рядом квадратный полуфунтовый кусок масла в фаянсовой плошке. Большой дубовый шкаф, вделанный в стену напротив очага, служит не для декоративных целей, а для использования по назначению; на гвозде, вбитом снаружи в дверцу, висит домашний сюртук священника – знак, что хозяина нет дома, потому что, когда он дома, здесь висит его парадный сюртук. Высокие сапоги для верховой езды стоят, красуясь, на полу возле шкафа, – невидимому, это их обычное место. Одним словом, кухня, столовая и гостиная священника еще не эволюционировали настолько, чтобы выделиться в три самостоятельных помещения; и, с точки зрения нашего изнеженного века, он живет ничуть не лучше Дадженов.