Славомир Мрожек - Хочу быть лошадью: Сатирические рассказы и пьесы

Замыслы этого старика были все более ошеломляющие. Ознакомившись с записками, я, конечно, понял, что транспарант «Да здравствует!» был водружен на могиле согласно последней воле покойного. Бескорыстный изобретатель, фанатик наглядной агитации даже в роковую минуту стремился выказать свой энтузиазм.

Я предпринял шаги, чтобы узнать обстоятельства, при которых он ушел из этого мира. Оказалось, что он пал жертвой собственного рвения. По случаю государственного праздника он разделся догола и раскрасил свое тело полосами — семь продольных разноцветных полос, каждая из которых соответствовала одному из цветов радуги. Потом он вышел на балкон, забрался на перила и попробовал сделать гимнастическую фигуру «мостик». Таким способом он хотел создать живой образ, представляющий радугу или наше светлое будущее. К сожалению, балкон находился на третьем этаже.

Я вторично пошел на кладбище, чтобы найти место его вечного упокоения. Но, несмотря на долгие поиски, мне так и не удалось найти берез, среди которых он был похоронен. Поэтому я присоединился к оркестру, который по случаю вечерней переклички проходил мимо, играя бодрый марш.

В эту зиму выпало столько снега, что хватит на всех.

На рынке дети из снега лепили снежную бабу.

Рынок был просторный, много народа ежедневно приходило туда. Окна многочисленных учреждений смотрели на рынок. А рынок не обращал на это никакого внимания и только ширился. В самом центре этого рынка дети шумно и весело лепили из снега потешную фигуру.

Сначала скатали большой шар. Это был живот. Потом поменьше — это были плечи и спина. Потом совсем маленький — из него сделали голову. Пуговички снежной бабе сделали из черных угольков, чтобы могла застегиваться наглухо. Нос у нее был из морковки. Словом, обыкновенная снежная баба, несколько тысяч которых ежегодно появляется по всей стране, поскольку с выпадением снега дело обстояло неплохо.

Детям это приносило огромную радость. Они были просто счастливы.

Прохожие останавливались, смотрели на бабу и шли дальше. Управления управляли как ни в чем не бывало.

Отец был очень доволен, что его дети резвятся на свежем воздухе, что щечки у них от этого румянятся, а аппетит растет.

Но вечером, когда все уже сидели дома, кто-то постучал в дверь. Оказывается, пришел продавец газет, у которого на рынке был свой киоск. Он извинился, что так поздно, но он считал своим долгом поделиться с родителями некоторыми соображениями. Разумеется, дети еще очень малы и нужно за ними следить, иначе из них ничего хорошего не выйдет. Он никогда не осмелился бы прийти с этим вопросом, но сделал это только ради детей. С воспитательными целями. Б отношении носа из моркови, который дети сделали снежной бабе. Почему он красный? У него у самого нос красный. Он его отморозил. А вовсе не от водки. Но это не причина, чтобы публично делать намеки на его нос. Словом, он просит, чтобы больше этого не было. Это так, с воспитательной точки зрения.

Отец принял замечания продавца газет близко к сердцу. В самом деле, дети не должны ни над кем подтрунивать, даже над тем, у кого красный нос. Они в этом еще ничего не понимают. Он позвал детей и строго спросил, показывая на продавца газет:

— Это правда, что вы нарочно сделали снежной бабе красный нос, как у этого дяди?

Дети были искренне удивлены, даже не поняли, о чем идет речь. Когда же наконец поняли, ответили, что ничего подобного и не думали.

Но отец, на всякий случай, в наказание, оставил их без ужина.

Продавец газет поблагодарил и ушел. В дверях он столкнулся с председателем местного кооператива. Председатель поздоровался с хозяином дома, которому было приятно приветствовать у себя такое значительное (как-никак) лицо. Увидев детей, председатель сморщился, фыркнул и сказал:

— Это хорошо, что я их застал здесь, этих сопляков. Вы должны держать их построже. Они маленькие, да удаленькие. Смотрю я сегодня из окна нашего склада на рынок, и что же вижу? Они себе преспокойно лепят снежную бабу…

— А, вы имеете в виду этот нос… — догадался отец.

— Нос — ерунда! Представьте себе, они скатали сперва один ком, потом другой, потом третий — и что же? Второй поставили на первый, а третий на второй! Разве это не возмутительно?

Отец не понимал. Председатель начал волноваться еще больше.

— Ну как же, разве не ясно, — они намекали на то, что в нашем кооперативе вор на воре сидит. А это клевета. Даже если такие материалы поступают в прессу, все равно нужны доказательства, но куда уж дальше, если на это намекают публично, на рынке. — Он, председатель, принимая во внимание их юный возраст и опрометчивость, не будет требовать опровержения. Но чтобы больше этого не повторялось.

Когда у детей спросили, действительно ли они, ставя один снежный шар на другой, хотели дать понять, что в кооперативе вор на воре, — они стали это отрицать и расплакались. Однако, на всякий случай, отец поставил их в угол.

Но этим день не кончился. На улице раздался звон колокольчиков, который вдруг смолк у самого дома. В дверь одновременно постучали два человека. Один из них — какой-то толстяк в дубленке, второй — сам председатель Городской Рады.

— Мы по делу о ваших детях, — сказали они хором, стоя еще на пороге.

Отец, уже привыкший к таким посещениям, пододвинул им стулья, стараясь догадаться, кто бы это мог быть, после чего начал председатель:

— Удивляюсь, как вы терпите в своем доме вражескую деятельность. Вы разве не интересуетесь политикой? Сознайтесь сразу.

Отец не понимал, из чего это следует, что он не интересуется политикой.

— Это видно по вашим действиям. Кто занимается сатирой на органы народной власти? Ваши дети занимаются. Это они поставили снежную бабу прямо перед окнами моей канцелярии.

— Понимаю, — пробормотал отец робко, — это как будто вор на воре…

— Воры — это ерунда! Разве вы не понимаете, что значит сделать снежную бабу перед окнами председателя Рады? Я хорошо знаю, что обо мне говорят люди. Почему ваши дети не делают снежную бабу под окном Аденауэра, например? Что? Молчите? Это молчание весьма красноречиво! Я могу из этого сделать соответствующие выводы.

При слове «выводы» неизвестный толстяк встал и, озираясь, тихонько, на цыпочках, вышел из комнаты. За окнами опять раздался звон колокольчиков и, постепенно затихая, умолк в отдалении.

— Так, уважаемый, советую вам подумать над этим, — продолжал председатель. — Ага, и еще. То, что я хожу у себя дома расстегнутый, это мое личное дело. Ваши дети не имеют права смеяться над этим. Пуговицы сверху донизу на снежной бабе — это тоже двусмысленность. Еще раз повторяю, если мне захочется, я буду ходить по дому вообще без брюк, и ваши дети не имеют к этому никакого отношения. Запомните.