Ларс Нурен - Пьесы

СОФИЯ.Там было лучше. Там было закрыто… Нельзя было выходить.

МОД.Животные постоянно расстаются и тем не менее; выживают. Мне было так плохо, когда я там лежала, что мне было по барабану, где я нахожусь. (Читает надпись на билете.) Если поезда начинают ходить в пять, то кто-то же должен сидеть на турникетах… А никто никогда не сидит. (Пауза.) Нет, но он, может, приедет сегодня вечером. Твой отец… Может, он приедет сегодня. Как его зовут?

СОФИЯ.Юхан. (Пауза.) Юхан.

МОД.Может, я узнаю его, если буду знать, как его зовут… Ага.

СОФИЯ.Не хочу сейчас никого видеть, не могу.

МОД.Да, я тоже ничего не могу, когда так хреново.

СОФИЯ (после короткой паузы). Они только спрашивают, как ты себя чувствуешь.

МОД (на ней темная майка с надписью «Calvin Klein», явно ей мала, но ей на это плевать. Она полулежит на диване в курилке, вытянув короткие ноги. Когда она ничего не говорит, то выглядит очень печальной и несчастной). Что это ответишь? Мол, чувствую себя офигительно, хотя на самом деле хреновее не бывает, да? Чтобы им как-то полегче стало — пока они тут, по крайней мере, и чтобы они могли спокойно уйти. (Берет щетку для волос и начинает причесываться.) Да, блин, все потому что их мучает совесть… или должна бы мучить, потому, что это они тут должны сидеть, а не мы, и вот они разыгрывают тут театр чтобы их пожалели, мол, бедные, приходят сюда, навещают нас, а все из-за того, что мы что-то не так сделали, или просто не такие, как им хотелось бы. Надо им как-нибудь послать открытку: «Здесь потрясающе, мне отлично живется за этой решеткой, жаль, что вас тут нет… вместо меня». (Смеется, продолжает причесываться.) А, что скажешь? Господи, посмотри на себя, кожа да кости, как бы ветром не сдуло… Я даже смотреть на тебя боюсь. Да ты же похожа на тех африканцев, недавно показывали — один скелет, и мрут как мухи. Это нехорошо. И это же никогда не кончится. Как Судный день. Каково это все видеть. А? (Причесывается.) Интересно, какой он будет, Судный день, нас небось много будет, как в пятницу в очереди перед кабаком, только без танцев. (Снова смеется. О МАРТИНЕ, который проходит мимо.) А этот все ходит и ходит. Интересно, что с ним, почему он здесь? Я обычно спрашиваю, почему они тут лежат. Он же вроде нормальный, да? Хотя кто знает. Нормальные как раз хуже всех. (Небольшая пауза.) Странный вид — когда люди надевают вещи, которые им стали слишком велики, хотя и красивые… хорошего качества.

РОГЕР (срывается на МАРКА, который считает его монетки). Пошел в жопу! Это мои деньги! Это я их буду считать, а не ты! Пошел отсюда, я сказал! (Прикрывает монеты рукой, чтобы МАРК не увидел. МАРК начинает считать МОД и СОФИЮ.) Посчитай лучше этих сучек, одна сучка, две сучки, у них месячная течка, весь диван перепачкали. Я вижу, когда ты это делаешь. Я все вижу. О’кей. No more! [13] Хватит! (англ.).

СОФИЯ.Нет… Я снова поправилась. Набрала почти 400 грамм.

МОД.Да, заметно. Вы оба одинаково тощие. Вы что, соревнуетесь, кто быстрее испарится?

СОФИЯ.Ну… да… Он со мной соревнуется. Он хочет стать мной. (Короткая пауза.) Он хочет стать молоденькой девушкой. Нет, ну он качается. Он пил, теперь бросил и начал тогда качаться, очень много… Он и раньше тренировался, иногда — бегал… хотя и пил, останавливался иногда и блевал, ну и бежал типа дальше.

МАРК (считает). Раз, два, три…

РОГЕР.Мудак.

МАРК.Раз, два, три…

РОГЕР.Козел.

МАРК.Кто же четвертый, кто же четвертый… Раз, два, три… раз, два, три. (Его охватывает паника, начинает задыхаться, но успокаивается.)

МОД.О господи. Ну вот. (Короткая пауза.) Я сегодня не видела Мохаммеда. А ты?

СОФИЯ.Он вегетарианец. Я тоже.

МОД.Ты его видела?

СОФИЯ.Нет.

МОД.Интересно, где он. Может, его снова положили в 7а? Да? А я нет. Я вообще ем все подряд. Как бы я себя ни чувствовала. (Короткая пауза.) Как приятно пахнет сандалом. (Пауза.) Что это пахнет? (Короткая пауза.) Тут что-то пахнет. (Небольшая пауза.) Тут что-то пахнет сандалом. (Короткая пауза.) Не пойму, что это пахнет. (Оглядывается по сторонам, смотрит на щетку, которую держит в правой руке, поднимает и нюхает ее.)

СОФИЯ.Когда ешь мясо, то, пока от него не очистишься, оно будет гнить в кишках семьдесят восемь часов.

МОД.Это волосы в щетке немного пахнут… Наверное, у меня был какой-то шампунь, который пах сандалом. Когда же это было? (Небольшая пауза.) Давно, наверное. Нет, не помню. Нет, я всегда ем, и когда у меня депрессняк, и когда мне… грустно. Я всегда могу есть, неважно, как я себя чувствую. А Петер, мой сынок, — я же рассказывала про него, да? — ему двадцать, он учится на повара, вообще-то уже выучился. Он сейчас в Италии, в Умбрии, практикуется в одном ресторанчике в какой-то горной деревушке, там вообще почти никто не живет, но по вечерам там все равно полно народу, в основном семьи приходят, сидят там и едят, он поехал, чтобы побольше узнать о разных продуктах… Я говорила с ним на прошлой неделе, у них там было 40 градусов жары, и он сказал, мама, мол, продукты здесь, с которыми я работаю, просто представить себе невозможно, совершенно невероятно, он был просто на верху блаженства. И все зовут его в гости. Он там уже месяц, скоро домой — через несколько недель. Он хочет открыть где-нибудь небольшой ресторан, кабачок, но сначала он должен отслужить в армии, хотя он просил отсрочку, но ему не дали. Это же просто ужас какой-то, столько народу косит от армии, и куча же таких, кто хочет служить, безработных например, и которым это нравится к тому же, а у него — и работа есть, к тому же он хочет открыть свой ресторан, создать новые рабочие места для других, теперь-то, когда работы нигде почти нет, и вот именно он должен идти в армию. Он говорит, что тогда потеряет несколько лет. Это же как музыкант, он должен каждый день упражняться на своем инструменте, чтобы чего-нибудь добиться, а вместо этого он будет стоять там и объяснять семи салагам, как приготовить гороховый суп на двести человек, которым вообще плевать, чем набить животы… Но он говорит, что заплатит кому-то пятьсот крон, и его освободят, это какая-то женщина, которая сидит там в призывной комиссии, и если он даст ей пятьсот крон, то она освободит его и вычеркнет из списков, но я говорю, я не понимаю, как такое возможно, тебя же уже внесли, а он говорит: мама, тебе совершенно не обязательно это понимать, потому что это, видимо, проще простого.

СОФИЯ.Мы едим так много консервов и полуфабрикатов, что трупы теперь разлагаются гораздо дольше, чем раньше… в два раза дольше.