Бото Штраус - Время и комната

Со стены спускается Макс.

Макс.«Господин профессор Брюкнер?»

Карл Йозеф (оборачивается на реплику). «Да, пожалуйста?»

Макс.«Я не знаю, помните ли вы еще меня…»

Карл Йозеф.Вы с ума сошли? Не выводите меня из творческого состояния! Этот проклятый второй акт и без того, кажется, превращается в ахиллесову пяту этой роли. Что вы тут забыли?

Макс.Я хочу, чтоб мне вернули мою роль.

Фолькер с переговорным устройством выходит на сцену.

Фолькер.Макс! Что это такое? Что это значит? Исчезни!

Макс (идет к Фолькеру). Я хочу, чтоб мне вернули мою роль.

Фолькер.Мы репетируем! Это репетиция! (В переговорное устройство.) Пожалуйста, кто-нибудь, уберите осколки. (Максу.) Ты слышал, что вчера произошло?

Макс.Да, я знаю. Мой преемник лежит в больнице. Нюхнул лишнего.

Фолькер.Полтора грамма снежку, четыре бутылки белого. Утром он едва не свалился с балкона.

Макс.Да, да, все они наркоманы. Вот только я (кашлянув) мизантроп.

Фолькер.У него вышибло из головы даже, мужчина он или женщина. Эдна перевернула его на спину, а Карл — обратно. Над этим спектаклем какой-то рок.

Макс.Со мной бы этого не случилось, Фолькер. Я бы никогда не поехал к Эдне в деревню. Разве бы я смог этот ранний инстинкт попечительства дамы из мира искусства подвергнуть столь смертельному испытанию? Эти культовые замашки мне противны. Они ведь и со мной пытались это проделать. Но я, конечно, не поддался.

Эдна Грубер (проходя у него за спиной). Как видишь, мой дорогой, я сделала свое дело — я позволила себе немножко пофантазировать, чтобы расчистить тебе дорогу обратно…

Макс.Эдна! (Идет вслед за ней за кулисы.)

Фолькер (в переговорное устройство). Сто седьмой готов?

Голос (из переговорного устройства). Еще пару минут.

Макс (выскакивает из-за кулисы). Бывают вечера, иной бы ночи взять с них пример: в них столько ароматов и полный мрак! (Снова исчезает.)

Карл Йозеф (Фолькеру). Если я этот призрак еще раз увижу на репетиции, поминайте меня как звали.

Фолькер.Господин Йозеф, у нас нет выбора. Нам нужен актер на роль Тайхмана. И немедленно.

Карл Йозеф.Любой другой. Только не он.

Фолькер.Я не вижу другого. У нас больше нет времени подыскивать замену.

Карл Йозеф.Он или я. И если эта фрау Зоопарк, эта фрау Лошадиный укус осмеливается за моей спиной устраивать свои дела…

Фолькер.Дела тут устраиваю я, господин Йозеф. Это моя обязанность — заботиться о том, чтобы мы успели к премьере. Это моя профессия. Я дам эту роль Максу Штайнбергу. Независимо от того, устраивает это вас или нет.

Карл Йозеф.Ха — этот ручеек вырвался на свободу!

Фолькер.Как вам будет угодно. Как вам будет угодно. Но вы будете играть. Будете играть свою роль. Я абсолютно уверен в этом. Абсолютно.

Карл Йозеф.Знаете, мне на вас наплевать! Трижды наплевать! Вы, букашка! Я тут работаю за вас — я! Делаю вашу работу, понимаете? Вы что, забыли о том, кто перед вами?

Фолькер.Мне это отлично известно. Чудесный артист и невыносимый партнер.

Карл Йозеф.Вы об этом пожалеете. Я клянусь вам: вы об этом пожалеете! (Уходит.)

Фолькер (в переговорное устройство). Что там со сто седьмым? Вы кончили?

Голос.Еще пару минут.

Фолькер.Что вы заладили одно и то же! О, Боже мой! (Уходит.)

Карл Йозеф и Эдна Грубер выходят из боковой кулисы.

Эдна Грубер.Голубчик, ну послушай меня, голубчик!

Карл Йозеф.Оставьте меня! Как вы смеете! Что вы натворили? Где Оливер?

Эдна Грубер.А я тут при чем? Со мной он только флиртовал. Это же он у вас набрался. Вы же не станете этого отрицать.

Карл Йозеф.Вы сделали меня посмешищем в глазах молодого коллеги.

Эдна Грубер.Господи ты Боже мой! Посмейтесь, наконец, хоть раз над собой! Иначе вы превратитесь в мумию еще до того, как с вас снимут посмертную маску. Вы же не можете допустить, чтобы на старости лет от вас остались на сцене лишь наутюженные брючные складки.

Карл Йозеф.Итак — вы знаете — уже пошли разговоры…

Эдна Грубер.Извините, но я однажды должна была это высказать.

Карл Йозеф.Вы… Какая вы ненасытная в вашем даре приносить несчастья… Искусство для вас святое, природа, животные — всё для вас святое; только в этом молодом человеке нечего святого для вас нет. Вы раздавили его как таракана.

Эдна Грубер.Я ему ничего не сделала.

Карл Йозеф.Вы лишили его, быть может, самого большого шанса в жизни: выйти однажды со мной на сцену — да еще в такие молодые годы.

Эдна Грубер.Знаете, чего вам недостает? Вам не хватает немножко бедности. Да, я серьезно. Вы слишком важный — у вас не хватает смелости отнестись к себе с иронией. А ведь только благодаря этому художник вообще и становится великим.

Карл Йозеф.Ну так. Хватит. Вы знаете текст. И я знаю текст. Встретимся на премьере.

Эдна Грубер.Да нет, ну погодите же…

Карл Йозеф.Что я должен делать? Стать перед вами и раздеться? Как вам это понравится? Позволить, чтоб меня посвящала в тайны актерского искусства травоядная нимфоманка? О, до этого я еще не дошел! Что вы знаете обо мне? Да ровным счетом ничего. Ах, с каким бы удовольствием я вас!.. А как вам показалось, когда в финале я взял вас за руки и заплакал? Вы на это вообще обратили внимание?

Эдна Грубер.Да.

Карл Йозеф.И? Как вы это находите?

Эдна Грубер.Нахожу… да, хорошо. Но все это, по-моему, не слишком глубоко.

Карл Йозеф.Вот как, не слишком глубоко! Я должен кататься по полу? Реветь белугой?

Эдна Грубер.Разве в этом дело? Вы внутренне не доходите до своего предела. Вы никогда не идете на риск. Вот и тут вы совсем не умеете по-другому. И это не мастерство, а неспособность делать по-другому. Вы не выкладывались сполна. Вы можете дать гораздо больше.

Карл Йозеф.Нет, право, я никогда не пытался мои недостатки выдавать за гениальность. Ей-Богу, мне это противно. Я вырос в театре в те времена, когда еще не нужны были никакие трюки, чтобы стать знаменитым. Когда живое слово еще царствовало на сцене. Когда духовный голод был настолько велик, что из-за него забывали о пустом желудке. И люди сидели в разбомбленном партере прямо на полу, с горящими глазами. Сегодня кресел больше, чем зрителей. Тогда было наоборот. Ну ладно. Как это странно — пережить своих сверстников. Все ушли, великие актрисы и актеры старой гвардии. Герои и комедианты, все места опустели, их не займут больше никогда. Иногда, должен сознаться, молодежь меня уже не узнает. Вот Оливер, например, понятия не имел, кто я. Не знал меня. Оказывается, молодой человек может сейчас стремиться на сцену и даже не знать моего имени. Но ведь это так. Говорят, я знаменит. А что это значит? «Персоль знаменит», — как сказал добрый старый Ведекинд {57} . Не правда ли, вы совершаете огромную ошибку, Эдна: вы — лгунья на сцене.