Алексей Писемский - Ипоходрик

Ваничка.Нет, какое-с! Он все так прокуратит. Как приехали мы в первый-то день-с, так притворился, что умирает… Меня маменька даже за попом было послала, я прихожу назад, а дедушка сидит да ест; целую почесть индейку оплел… Я было, Надежда Ивановна, вам уток настрелял, да проклятые собаки и сожрали их. У нас ведь их никогда не кормят, все, чтоб сами промышляли, – вот они этак и промышляют.

Надежда Ивановна.Merci, мой друг; но только я уток не ем: они мне как-то противны.

Ваничка.Нет, ничего-с! Эти были хорошие-с. Они противны, как травы хватят, а эти еще не хватили… Я вот вам скоро селезня подарю-с: маленького еще поймал, – все овсом теперь кормят.

Надежда Ивановна.Ну, хорошо, подари.

Ваничка.А вы сами что мне подарите?

Надежда Ивановна.Я тебе кисет вышью шерстями.

Ваничка.Нет-с, я не хочу кисета.

Надежда Ивановна.Отчего же?

Ваничка.Да так-с. Зачем мне кисет-то? Что он мне такое? Я и без него могу жить. Мне бы лучше, как летом тогда, ручку вашу давали, так это лучше-с.

Надежда Ивановна.Разве ты любишь мою ручку?

Ваничка.Очень люблю-с!

Надежда Ивановна.Ну, на тебе ее! Садись около меня!.. (Подает ему руку.) Ну, что ты теперь станешь с нею делать?

Ваничка.Что делать-то? Известно что! (Целует руку.)

Надежда Ивановна.Послушай, Ваничка, ты любил кого-нибудь, кроме меня?

Ваничка.Нет-с. Право нет – вы первые-с.

Надежда Ивановна.А что же ты Мишелю говорил?

Ваничка.Да я смеялся так… Они спрашивают меня: хожу ли я за охотой – за женщинами. Я и сказал-с…

Надежда Ивановна.Что ж ты сказал?

Ваничка.Я говорю, что женщины не утки, и больше ничего, право ничего… так только… посмеялись.

Надежда Ивановна.А про меня что-нибудь ты не сказал ли ему?

Ваничка.Ай нет, как возможно-с. Я про вас никому в свете не скажу-с. Мы говорили так… о других.

Надежда Ивановна.А разве ты любил других?

Ваничка.Да что?., как же? я не знаю-с.

Надежда Ивановна.Как же не знаешь? Стало быть, ты меня обманываешь и был влюблен в другую?

Ваничка.Ни в кого-с… умереть на этом месте, ни в кого-с. Мы так только… смеялись.

Надежда Ивановна.Над чем же вы смеялись? Ты, верно, что-нибудь ему рассказывал?

Ваничка.Я ничего не рассказывал, право-с! Они сами все выдумывали.

Надежда Ивановна.И пожалуйста, никому ничего не говори, тем больше, что мы с тобой скоро должны будем совершенно расстаться.

Ваничка.Зачем? нет-с… я на службу определюсь… Вы прежде, Надежда Ивановна, добрев были-с… Помните, в саду… а теперь вот не хотите!

Надежда Ивановна.Что это? Поцеловать тебя? Не могу… ни за что в свете не могу!.. Я теперь совсем в другом положении. Я со стыда сгорю, если позволю себе поцеловать тебя.

Ваничка.Да что же тут со стыда-то сгореть?.. Экая важность!

Надежда Ивановна.Клянусь тебе честию, не могу… Ну, изволь: я в последний раз поцелую тебя, но только раз – не больше. (Целует его, но Ваничка при этом проворно обнимает ее и начинает целовать другой раз, третий…)

Надежда Ивановна (отталкивая его). Перестань!.. Сумасшедший!.. Довольно!.. Ты волосы мне все растрепал. (Вырывается и бежит от него к себе в комнату.)

Ваничка (преследуя ее). Врешь, не уйдешь теперь у меня. Надежда Ивановна захлопывает за собой дверь и запирает ее.

(В азарте.) Пустите! Право, ведь сломаю! (Начинает ломиться в дверь сначала руками, ногами, а потом и всем телом.)

Занавес падает.

Кабинет Дурнопечина.

Дурнопечин сидит на своем кресле с головою, повязанною белым платком, намоченным в уксусе. Настасья Кириловна помещается в некотором отдалении от Дурнопечина и с подобострастием на него смотрит. Никита флегматически и со скучающим лицом стоит сзади барина.

Настасья Кириловна (обращаясь к Дурнопечину). Что, батюшко, получше ли вам хоть немножечко?

Дурнопечин.Теперь гораздо лучше. (Снимает с головы платок и отдает его Никите.)

Никита (насмешливо). После чего лучше-то быть, когда никакого и худа-то не было.

Дурнопечин.Ты-то пуще знаешь и понимаешь это.

Никита.Чего тут знать-то?.. Доктор-то при мне ажио в сердцах сказал вам: «вы, говорит, только себя и других понапрасну беспокоите!»

Настасья Кириловна.Ну да, ведь, Никитушка, доктора тоже и так говорят для утешенья только… (Обращаясь к Дурнопечину.) Я вот вам, дяденька, хочу рассказать, что со мною, глупою старухой, ваши питерские франты сделали: жила я в Питере тогда месяца два; деньги мои и сначала маленькие были, а тут так подошли, что и на дорогу почесть ничего… Иду я раз по самой тамошной большой улице, Невской, вдруг нагоняет меня молодой человек, нарядный такой, и начал меня с ног до головы осматривать. Я подумала, да и говорю: «Милостивый, говорю, государь, лицо ваше такое доброе – я бедная, заезжая, говорю, здесь помещица: не можете ли, говорю, какую-нибудь помощь оказать матери семейства?» – «Хорошо, говорит, но только теперь не могу, а не угодно ли, говорит, вам ужо вечером прийти в такой-то дом; в крыльцо, говорит, вы не входите, а позвоните только с улицы». Пошла я вечером, отыскала дом, позвонила, вдруг после того окно наверху отворилось: «Это вы?» – говорит. Я говорю: «Я!» Только я проговорила это слово, вдруг, отец мой, меня с ног до головы и окатили какой-то дрянью, – кажется, помоями! Господи боже мой! И на ногах-то устоять не имела силы, чуть не захлебнулась.

Дурнопечин (рассмеясь). Что это, Настасья Кириловна, какие ты глупости рассказываешь – рассмешила ты меня, проказница этакая.

Настасья Кириловна.Что делать-то, дядюшка, как хотите, так и судите… Я, впрочем, рада, что вы хоть немного поразвеселились.

Дурнопечин (смеясь). Помоями облили… Славную штуку сыграли.

Никита (тоже смеясь). Что же, вы тут дождались, чтобы вас в другой раз окатили?

Настасья Кириловна.Ну где же уж, Никитушка, дожидаться… только что привстала, да давай бог ноги… Пожалуй, еще убьют, разбойники этакие.

Никита.Убить-то не убили, а другой-то бы раз наверняка обдали.

Настасья Кириловна.Дяденька, вы позволите мне у вас ночки две ночевать. Делишки у меня здесь есть, а квартиры дорогие, беспокойные.

Дурнопечин.Хорошо, ночуй!

Настасья Кириловна (вставая и целуя Дурнопечина в плечо). Видит бог, дядюшка, как я вас всегда в душе любила; только вы, может быть, по бедности моей заключаете что-нибудь другое, а я предана вам просто от сердца.