Леонид Леонов - Избранное

Лена.Да. Есть молоко... хотите?

Лейтенант (глаза в глаза) .Нет... воды.

Илья сердится. Ему понятно, что этот незначащий диалог — только оболочка других, из сердца в сердце, непроизнесённых слов. Лейтенант опускает взгляд и, точно зовя на помощь, оборачивается в сени.

Эй, Ваня... тут вода имеется знаменитая. Заходи!

Входит другой, в чине сержанта, коренастый, с озорным и слегка закопчённым лицом.

Сержант (про лейтенанта) .Ни в один дом, кроме твоего, не заехал. Видать, здешняя вода вкуснее. А ну, попробуем... Ковшичка не найдётся, гражданочка?

Лена подаёт ковш и снимает крышку с ушата. Сержант пьёт с видимым наслаждением. Взяв с полки миску блинов, Лена держит её в руках, наготове.

Хороша-а, сытна земли родной водица. (Заметив угощенье Лены.) Извиняюсь, танкисты не закусывают!

Вытерев чёрные свои усы, он передаёт ковш лейтенанту. Илья, прихрамывая, приближается к ним.

Илья.Это вы, значит, на такси тут... извозчиками работаете?

Лейтенант (оторвавшись от ковша) .Про что это он, Вань, балакает?

Илья (упорно) .Я спросил... это вы на боевой машине барышень по домам развозите?

Сержант (Лене) .Интересный товарищ. Смешное говорит, а сам не смеётся.

Илья.Я когда засмеюсь-то — со страху помрёшь.

Сержант (подняв палец) .Сурьёзный деятель. Если и воюешь так, то молодец. Как звать?

Лена.Это Дракин Илья, мой... знакомый.

Сержант.Илюша, значит... подходяще. А я Ваня. Так и зови меня, я простой. А это командир танка моего.

Лейтенант (кивнув) .Темников.

Сержант (Илье) .Не слыхал? Глухая ваша сторона, и гром до вас не доходит. (С ударением.) Герой Советского Союза, Дмитрий Темников.

Лейтенант (дружественно, Илье) .Это просто так, звание такое. Мы все — солдаты.

Покусывая губы, Илья отходит. Из каморки появляется Мамаев, уже одетый в поход. Сзади Катеринанесёт корзинку с провизией.

Лена (со смущением, указывая на гостей) .Вот... напиться зашли.

Стоя рядом, плечом к плечу, танкисты улыбаются, и это получается у них приветливей всякого поклона.

Мамаев (со стариковской тоской) .Покидаете, сынки?

Лейтенант.Там всё минировано. Раньше утра не взойдут... (С улыбкой.) Что смотришь? Понравился я тебе?

Мамаев.Хороший, видать. Что будет-то, скажи!

Сержант.А ты вглядись в него хорошенько. (По­стучав в грудь Темникова.) Слышишь, сталью звенит. Этот человек и танк его из одного мартена отлиты. Ну, найдётся сила в мире такого опрокинуть?

Темников (сердясь) .Брось, Вань... не люблю, брось.

Мамаев (сержанту) .Не тебя, сынок, спрашиваю.

Сержант.Э, кого огнём в бою спаяло, в тех и мысль одна бежит. (Задоря.) А ну, сказать им, Дмитрий Васильич, про что думка твоя сейчас?

Лена(поспешно). Не надо! Зачем вам это, не надо...

Она оборвалась, поняв, что выдала себя с головой. Темников опустил глаза. Все заметили смущенье Лены.

Мамаев.Образá, мать.

В молчании Катерина поднимается на лавку оправить лампаду.

Илья.Да, глухая наша сторонка. (Вымещая досаду, про бога.) Он же бьёт, его же маслицем потчуют.

Мамаев (степенно) .Не трожь его. Онв моей избе мене твоего места занимает.

Илья.Покланялся бы, чтоб дочку твою от великой печали упас. (Зловеще глядя на Темникова.) Уж, может под окошком судьбица-то стоит!

Мамаев (не понимая значения его намёка) .Я доли людской не бегу. Но попрошу, как приступит, и онмне не откажет.

Илья (дерзко) .Аль ещё не приспичило?

Стук в окно. Мамаев уходит в сени. Сержант, с усмешкой наблюдавший эту сцену, касается локтя Темникова.

Сержант. Поехали, Дмитрий Васильич. А то гражданин нервничают.

Темников (Лене) .Спасибо за воду. Никогда не пил такой.

И опять они смотрят друг на друга долгим взглядом. Темников надевает шлем. Свидание кончилось. Гости ушли. Лена смотрит им вслед.

Илья.Одевайся, танкистка. Мать с одёжей стоит.

Лена (вздрогнув) .Вот видишь... они и ушли. Не дуйся, Илья. Кончится война, вернусь учительницей, ты станешь агрономом... будем жить. И как ценить станем всё! (Оглянувшись на дверь.) Давеча ехала — листья последние летят... и каждый как родного в дальнюю разлуку провожала. Прощайте до весны, милые! (Тряхнув головой, весело.) Мы даже и не вспомним о нём никогда. Ну, давай руку...

Мамаев (возвращаясь) .За нами, дочка, приходили. Прощайтеся.

Катерина обнимает дочь; долго смотрит в лицо ей, зажмурится и опять посмотрит. Мамаев пожал руку жены: не обниматься же на людях!

Всего не перескажешь. Присматривай... Присядем.

Все присаживаются на долю минуты. Илья закуривает при этом. Слышен гул проходящей за окном толпы.

Пошли.

Катерина (низко кланяясь) .Где ни придётся лечь костям моим — навещайте.

Мамаев (сурово) .Как бог даст.

Все ушли. Лена задержалась на пороге.

Лена.Мама!.. Пойдём с нами, мама. Что ты здесь одна останешься!

Катерина. Нет. Лёнушка. Я тут каждую половичку в лицо помню, по голоску признаю. Здесь я плясала, как замуж шла. Отца тут на войну провожала. Тебя вон там, под окошком, родила... (И с суровой признательностью она обводит глазами эти места главных событий в её жизни.) Ступай своим путём, солнышко!

Лена ушла. Катерина поправляет сбившийся половичок, привёртывает фитиль в лампе и, прямая, бесстрастная, садится у стола.

Уголёчек останется, и того уголёчка не спокину.

Песня за окнами стихает. Ярче горит лампада, освещая тёмное ночное лицо бога.

Конец первого действия

Пять крутых ступенек сводят из наружной траншейки сюда, в просторную землянку с низким накатным потолком. Налево вверху полуокно, полуамбразура, в которую смотрит ночь. Почти готовая дверь стоит у входа в груде свежих стружек: дверной проём временно завешен трофейным брезентом с косой надписью: «Reichspost». Чёрные готические буквы спорят в чёткости с белым шрифтом боевого кумачёвого лозунга, свисающего драпировкой со стены. Круглая, из бензиновой бочки и с походным котелком наверху, печка топится на переднем плане; бок её красновато светится в темноте. Справа нары в два яруса, слева — простой, ниже обычного стол с чурбаками вокруг вместо табуреток и скамьёй по стене. На столе хлеб и, с краю, сделанная из маслёнки, пылает коптилка. Положив лицо в ладони, Ленане мигая смотрит на высокое жёлтое пламя. Слабо слышна гармонь, далёкие паровозные гудки, и порывами сочится осенний холодок; пламя гнётся, и колеблется полотенце на верёвке, протянутой поперёк землянки.