Борис Ласкин - Избранное

С у в о р и н. Боже ты мой!.. Как же вы еще смеяться могли?

Т о с я. Не знаю. В общем, поползли дальше. Ползем, о своих думаем, как они там… Так целый день и ночь опять. Так до леса доползли. Это второго мая было. А у Кати второго день рождения. Я у себя в комбинезоне семь семечек нашла. Я вам забыла сказать, что мы не ели ничего… Я Катю поздравила, поцеловались мы и дальше пошли. Впереди Катя, а сзади я с пистолетом… Тогда Катя говорит: «Тося, а если фрицы?» Я даже ответить не успела, она сама говорит. «Если, — говорит, — фрицы нас увидят, из пистолета мне в затылок стреляй… В общем, сначала меня, а потом себя…»

Токарева закрывает лицо руками.

Нина!.. Перестань, слышишь?

С у в о р и н. Тяжело это слушать…

Т о с я. Тяжело?.. А ведь это было, Сергей Николаевич… Так мы с Катей и договорились, сначала ее, а потом себя, только не к немцам в плен… Идем мы так, идем. Вдруг Катя ко мне поворачивается и говорит: «А ведь ты меня не убьешь, Тося. Я знаю, ты меня не убьешь…» А я говорю: «Как тебе не стыдно? Ты ведь знаешь, как я тебя люблю. Я тебя больше всех на свете люблю. Я тебя обязательно убью, обязательно…» В общем, шли мы, видим большое дерево. Катя говорит: «Полезай, посмотри, что видно». Только я влезла, слышу голос Кати: «Стой! Стрелять буду», а пистолет у нее без патронов. Я смотрю — военный идет в погонах, а на погонах кресты. Тут я чуть с дерева не свалилась. Вдруг слышу, он говорит: «Ну-ка, девушка, убери пушку», по русски говорит. Я опять смотрю, а у него не кресты. Это у него артиллерийские значки — пушки перекрещенные… Привел нас артиллерист в свою часть. Накормили нас, а мы скорей домой рвемся. На попутных машинах добрались до станицы. На базаре семечек купили, стаканов десять… Не знаю, почему мы так много купили… К вечеру добрались к себе. Нас увидели — все вскочили, целуют, обнимают, плачут. Майор пришла, говорит: дорогие вы мои — и тоже расплакалась. Тут уж и я заплакала, и Катя, и такое пошло…

С у в о р и н. Успокойтесь, ведь еще, может, обойдется. Все будет хорошо.

Т о с я. Нас не надо утешать, Сергей Николаевич. Мы уже большие.

С у в о р и н. А почему вы думаете, что я вас утешаю? Может быть, я больше себя утешаю?

Т о к а р е в а. У меня смешно было. За мной один человек ухаживал. Ну, как ухаживал? Не ухаживал, конечно, а любил просто. И сейчас любит. Он на штурмовике летает, на «ИЛе». Сережей его зовут. Они тут стоят недалеко, в восемнадцати километрах. Он всегда над нашим аэродромом проходит, в мою честь виражит или пикирует. А знаете, от штурмовика гром какой! Вот как-то мы лежим, у нас личное время — отдыхаем, а он над нами: у-у-у — и прошел… А Катя засмеялась и говорит: «Нинка, он тебя, — говорит, — когда-нибудь так ветром сдует, и улетишь ты неизвестно куда, жертва любви…»

Т о с я. Рассказывать много можно, Сергей Николаевич. Вы запомните, что мы вам рассказали, и напишите о Кате в газету или в книгу, куда лучше… А сейчас извините нас, Сергей Николаевич. У нас занятия штурманов будут. Нам идти надо.

С у в о р и н ( встает ). Пожалуйста, пожалуйста. Я понимаю.

Все выходят.

Некоторое время сцена пуста. Из левой двери появляется К а т я. Она в юбке, кофточке, платке, в деревенских башмаках, с узелком в руках. Она оглядывается. Замечает свою фотографию, обрамленную зеленью.

К а т я. Вот как… Мне уж и венок сделали. ( Неожиданно начинает утирать слезы. ) «Ты ушла от нас, боевая подруга!» А я не ушла, я домой вернулась… Хорошие слова, наверно, обо мне говорили… ( Достает из чемоданчика под нарами гимнастерку, надевает ее поверх кофточки. ) «Вот оно, перед нами, ее красивое лицо, ее синие глаза…» А я, может, не хочу, чтобы у меня были синие глаза… Я хочу… чтоб стальные глаза…

В дверях справа появляется В е т р о в а. Ахнув и всплеснув руками, она скрывается. Через несколько мгновений с криком, визгом, со слезами врываются девушки — Т о с я, В а р в а р а, Т о к а р е в а, В е т р о в а, С м и р н о в а. Кто-то прибежал в одном унте, кто-то в наполовину надетом комбинезоне. Объятия, слезы, голоса.

— Катя! Катенька!

— Катя вернулась! Ермолаева!

— Девочки, девочки, Катя дома!

— Нина! Катя пришла!

Катя обнимает подруг. А девушки плачут, обнимают друг друга и снова бросаются к Кате. Входит С у в о р и н. Тося бросается к нему.

Т о с я. Сергей Николаевич! Катя пришла. Смотрите, кто пришел? Катя наша пришла!

С у в о р и н ( взволнован ). Позвольте уж мне, как самому старшему. ( Целует Катю. ) Девочка вы моя дорогая… Небесное создание… ( Вытирает слезы. )

Т о с я. Катя, Катя, смотри! Писатель тоже плачет, беллетрист, прозаик… Все плачут. Почему ты не плачешь?

К а т я. И я плачу, Тося.

Т о с я. Пожалуйста, плачь. Все плачут.

К а т я. Тося, а где майор? Где начальник штаба?

Т о с я. Они на аэродроме. Они скоро приедут.

В а р в а р а. Я на тебя смотрю и не верю. Неужели это ты?

К а т я. Это я, Варя. Честное слово, я.

Т о к а р е в а. Совсем живая… Как была!

К а т я. Ну уж не как была. Смотри, обмундирование…

В а р в а р а. Через фронт перешла?

К а т я. Да.

В а р в а р а. Помогли?

К а т я. Партизаны помогли… Девочки, я дома была… Я маму видела…

В а р в а р а. Нет, ты подожди. Ты все расскажи. По порядку.

Т о с я. Катя, ты, наверно, голодная. Пошли в столовую.

К а т я. Нет. Я сыта. Меня кормили.

Т о с я. Ну, тогда рассказывай. Все рассказывай…

К а т я. Ну, садитесь все…

Все усаживаются вокруг Кати. Она сидит в центре под самым своим портретом.

С у в о р и н. Вы уж и мне разрешите.

К а т я. Конечно, Сергей Николаевич, садитесь.

Т о с я. Ну, рассказывай, рассказывай.

К а т я. Как все было?.. Ну, миновала линию фронта благополучно. До места посадки осталось минут десять. Вдруг по самолету луч, потом второй, третий. Схватили и повели. Зенитчики сразу открыли обстрел. Кругом начали рваться снаряды… Я стала маневрировать по курсу… Вдруг самолет резко подбросило, и я почувствовала, как его начало лихорадочно, прямо трясти… У меня сразу мысль — разбит винт… Ну, я выключила зажигание и перешла на пологое планирование. Смотрю — прожектора выключились, зенитки замолчали. Кругом такая тишина, я даже слышу, как сердце бьется…

Т о с я. Ой, Катя, я не могу.

В а р в а р а. Погоди. Ну, ну?..

К а т я. Да… Ну высота была еще тысяча двести. Район я хорошо знала — ведь это мои места, родные. Оврагов там полно. Ну, думаю, теперь как земля встретит…

В дверях, никем не замеченный, появляется П а в е л. Он снова выбрит, опрятен. Он такой же, каким мы его видели в полку. Он задерживается на пороге.

Смотрю на высотометр — стрелка идет к нулю… ( Замечает его. ) Павел!..

Все оборачиваются. Тося прыгает с нар и, бросившись к Павлу, в порыве радостного волнения неожиданно целует его.