Уильям Йейтс - На королевском пороге

Спасибо!
Рад нашей встрече, сударь,

рад стараться!

Должно быть, ты доволен, возмутив
Простолюдинов против короля
И всех властей. Сегодня государство –
Как старый и почтенный дом, когда
Хозяин строгий умер вдруг, а слуги
Грызутся меж собою как собаки
И тащат что попало.

Не пора ли
Закончить эту ссору с королем
И знатными людьми – со всеми нами,
Кто был бы рад считать тебя в друзьях?

Со мною он молчит, святой отец.
Попробуйте хоть вы свое влиянье.
Быть может, из достойных ваших рук
Он примет пищу.

И не собираюсь.
Я слишком часто в церкви осуждал
Беспутные фантазии поэтов,
Чтоб ныне льстить ему. Коль ослушанье
И гордость безнаказанны, кто станет
Повиноваться?

Попытайся ты.
Заговори, а там само пойдет:
Все бесы голода тебе помогут.

Не собираюсь вмешиваться в это.
Пускай умрет, раз он такой гордец.
Нам что за горе!

Попытайтесь, дамы.
Он должен что-то съесть, не то, боюсь,
На королевский дом падет несчастье;
И всех нас попросту забросят в угол,
Как летнюю обувку в зимний день.

Любезней было бы задачу эту
Взять на себя Петру.

И вправду, Петр,
Уговори его поесть. Бедняга
Так отощал, что страшно поглядеть.

Я больше в жизни дамам не поверю!
Не вы ли возмущались больше всех,
Что он сидит в Совете? Видно, ветер
Переменился. Что он не скажи,
Как не взгляни – все было вам обидно,
А ныне он вам нравится опять?
Пускай! Но я вам в этом не подмога.

За что ты напустился так на нас?
Ты знаешь ведь, простонародье ропщет,
А он такой несчастный…

Музыканты
Не щиплют больше струн. И танцев нет.

Мне сон отбило. Так его жалею!

А мне так хочется потанцевать!

Вчера – подумать только! – у дороги
Старуха камень бросила в меня.
Ты хочешь, Петр, чтоб в нас швыряли камни?

Ты хочешь, чтобы я не танцевала?

И шагу я не сделаю Вы сами
Обидели его – теперь терпите.

Ну, Петр, для меня.

И для меня.

Ну, хорошо; оставьте. (Шонахану) Вот, поешь.
По мне, едою с царского стола
Кормить упрямцев – слишком много чести;
Но дамы заморочили меня.
Не хочешь? Уморить себя задумал?
Поставлю блюдо рядом. Можешь нюхать.
Ну, развернись, упрямый старый еж!
Будь я король, пучком горящей пакли
Я бы тебя заставил развернуться.

Ты правильно назвал меня ежом.
Лежу, свернувшись, под кустом терновым
На берегу тех необъятных вод,
Где исчезает все, – и напоследок
Ко мне доносятся обрывки звуков.
Жизнь – позади. Но ты не думай, пес,
Что этот еж так просто развернется
Перед тобой! Беги же к Королю –
Хозяину, пред ним на брюхе ползай,
Виляй хвостом, и он тебя простит.
Надеюсь, шрамы от последней порки
Уже не ноют.

Убери свой меч.
Тебя простонародье растерзает,
Лишь пальцем тронь его.

Раз мы должны
С ним этак нянчиться, не проще ль было
Его оставить за столом Совета?

Еще немного потерпите. Скоро
В последний раз я этот сладкий воздух
Глотну, и стану так же безобиден,
Как всякий прах.

О чем ты, Шонахан?
Тут все вокруг полны к тебе почтенья;
Отведай эти яства – и король
Покажет, как тебя он чтит и ценит.
(Кланяется и улыбается.)
Кто знал, что примешь ты так близко к сердцу
Свою отставку от стола Совета?
Спокойно рассуди, и ты поймешь,
Что лишь одним начальникам дружин,
Законникам и прочим в том же духе,
Пристало там сидеть.

Ты был обманут.
Глаза твои, наверное, солгали,
Когда тебе почудилось, что я
Был изгнан из Совета. Вы изгнали
Плясуний, что ведут свой хоровод
У четырех ручьев в саду нагорном.

Ты хочешь намекнуть, что мы изгнали
Поэзию. Но я не соглашусь.
Я, между прочим, сам стихи слагаю,
И часто после пира, как сметут
Объедки со стола и свеч добавят,
Король великодушно мне велит
Прочесть свои стихи. Я не равняю
Их с вашими, но если я почтен,
Поэзия, к какой-то мере, тоже
Уважена.

Что ж, если ты поэт,
Пропой, что королевская корона
И вся его богатая казна
Была бы сором, если бы поэты
Не освятили золота, а также
Болезненного тусклого метала,
Рожденного луной; что храбрый витязь
Не гарцевал бы среди пик и стрел,
А щедрый бы не расточал без счета,
Когда б не речи пылкие певцов,
Вознесших гибельное благородство.
Скажи еще, что бедный свинопас
Однажды сочинил, бредя за стадом,
Балладу о волшебных королях,
Разряженных в алмазы и рубины,
Пылавшие как солнце, и сперва
Ее доярки напевали в поле,
Потом детишки возле очага,
И лишь потом услышали портные.

Съешь хоть немного, Шонахан; ты бредишь.
От голода, бывает, и не так
Заходит ум за разум.

Возгласи,
Что, сколько б нас не гнали, мы вернемся –
Стремительно, как ветер из пустыни,
Сметая кубки со столов, и ляжем
Перед порогом Короля, пока
Он не вернет исконных прав поэтам.