Уильям Йейтс - Единственная ревность Эмер

Кухулин, где ты?

Это слишком робко.
В такой отчаянный момент страшиться,
Что я все слышу, – значит доказать,
Какой он сделал жалкий выбор. Помни:
Мы заодно, а море – против нас.

О мой возлюбленный, прости меня
За робость. Я отбрасываю стыд.
Ты помнишь: как бы я ни тосковала,
Я не звала тебя к себе: ты сам
Все чувствовал и приходил. Дай знак,
Что это ты: пошевелись, промолви
Хоть слово! Ты был так красноречив
Со мною. Что сковало твой язык
Или замкнуло слух? Во имя страсти,
Не гаснувшей, когда мы расставались
На берегу, в холодный час рассвета,
Ответь!
Не слышит…

Поцелуй его;
Быть может, губ твоих прикосновенье
Осилит чары.

Это не Кухулин!
Я ощутила на губах своих
Какой-то злой озноб.

Он шевельнулся!
Уста твои его вернули к жизни
Из забытья.

Взгляни, он сухорук!
Рука вся, до плеча, как костяная.

Откуда ты пришел? И для чего?

Я прискакал из царства Мананнана
На неоседланном коне.

Кто ты,
Посмевший взять Кухулина обличье
И лечь на это ложе?

Вольный дух
Из рода сидов – Брикриу зовусь я,
Да, Брикриу – тот самый дух раздора,
Известный меж богами и людьми.

Зачем явился ты?

Чтоб устрашить
Всех, кто любим Кухулином.

Ты лжешь!
Исчадья ветра, вы полны обманов
И хитростей. Я не боюсь тебя!

Тут нет обмана: ты ведь не любима.

Да, не любима – и не устрашусь
Потребовать, смотря тебе в лицо,
Чтоб ты вернул его к живущим.

С этим
Я и пришел – за выкупом.

Ах, вот что!
Давно ли сиды стали торгашами?

Когда они освобождают пленных,
Они берут взамен иное что-то,
И это справедливо. Рыболов,
Просящий колдуна о возвращенье
Жены иль дочки, знает, что за них
Пойдет в уплату лодка, сеть иль даже
Молочная корова; есть такие,
Что предлагают жизнь свою взамен.
А мне ни жизни, ни богатой вещи
Не надо от тебя. Ты говорила,
Что, может быть, когда-нибудь опять
Он сердце обратит к тебе – под старость,
Когда придут недуги. Откажись
От всех надежд – и он вернется к жизни.

Я вижу цель твою: ты сеешь зло
Средь тех, кого любил он; но со мной,
Чтоб власть упрочить, ты готов на сделку.

Власть тешит всех – и женщин, и мужчин,
И духов; покорись – и он вернется.

Нет, ни за что!

Боишься осужденья?
А он вот не боялся.

Две радости последние остались:
Воспоминанье и надежда.

Знай же:
Вам не придется стариться вдвоем
У очага: он сгибнет на чужбине
От многих ран, и женщина чужая
Склонится над умершим.

Ты мечтаешь
Отнять мою последнюю надежду,
Чтоб ввергнуть в окончательную гибель
Всех, кто вокруг него.

Не ерепенься!
Ты до сих пор не ревновала, зная,
Что он пресытится; но разве можно
Пресытиться любовью неземной?
Встань ближе; я хочу, чтоб ты прозрела.

Здесь муж мой!

Я рассеял мрак, скрывавший
Его от глаз твоих, но этот взор
По-прежнему незряч.

О муж мой, муж мой!

Не стоит звать: он так же глух, как слеп, –
Фантом, сюда мольбами привлеченный;
Не то чтобы он вправду слышал их,
Но тот покой, в каком он пребывал,
Разрушен грезами, и в этих грезах
Облекся он в свой прежний образ: так
Случается, с тенями, что покуда
К своей свободе новой не привыкли.
Он ничего не сознает – ни где он,
Ни с кем.

Кто эта женщина?

Рыбачка.
Сказать точней, она пришла сюда
Из Царства-Под-Водой, приняв обличье,
Которое поможет ей поймать
Еще одну рыбешку. Эти сиды –
Ловцы мужчин, наживка их – мечта.

Так, значит, этот облик – лишь притворство,
Обман?

Мечта – не ложь, а воплощенье;
Пока способны юноши мечтать,
Останется возможность возвращаться
У мертвых – и у тех, других теней,
Что вовсе не жили иначе, как
В снах и мечтах.

Я знаю этих дев.
Они приходят к спящим и усталым
От дел войны, закутывают их
В туман своих волос, целуют в губы.
Проснувшимся бывает невдомек,
Что было с ними; но когда потом
Своих мужей мы обнимаем ночью,
Они уже не с нами.

Сталь не может
Поранить воздух. Слушай и смотри;
Я слух и зренье дал тебе недаром.

Кто это предо мной стоит
И свет такой вокруг струит,
Как будто полная луна,
Чья красота завершена,
Бросается из круга прочь –
В свою пятнадцатую ночь?

Я страстью все еще полна
И, значит, не завершена.
Скажи, что так тебя гнетет
И распрямиться не дает?

Лик той, кому я изменил,
Взор юноши, что мною был
Убит. Воспоминаний гнет
Мне распрямиться не дает.

Любивший столько жен и дев,
Способен ты, помолодев,
Влюбиться в ту, что у черты
Стоит нездешней красоты?
Взгляни!