Габриэль Марсель - Пьесы

Осмонда уходит. Молчание. Клод пьет чай.

Эдме. Тебе лучше?

Клод. Так что было дальше?

Эдме. Дальше… дальше произошло вот что… Клод, я так нуждаюсь в тебе. Надо, чтобы ты мне помог. Ты должен мне помочь. Меня стала мучить страшная мысль… Избавь меня от нее!.. Конечно, мы говорили о прошлом. Нельзя укорять нас за это. Было так странно. Словно все случилось вчера… словно эти двадцать лет не в счет. И однако он умирает, а я… Оказывается, он был гораздо несчастнее, чем я могла тогда предположить. Он не только страдал; он отчаялся. Вот почему он стал вести ту жизнь, которая сейчас оборачивается гибелью. Во всяком случае, он так считает. Разумеется, он может ошибаться. Но как бы то ни было… Если бы я могла быть уверена, что поступила правильно, признавшись тебе во всем! Но он утверждает… О нет, не может быть, это было бы слишком…

Клод. Чего не может быть?

Эдме. Он говорит, что я испугалась… что у меня не хватило духу решиться на жизнь с ним, и что я открылась тебе, чтобы полностью связать себя, отрезать себе всякий путь к отступлению.

Клод. Не понимаю.

Эдме. Но ведь если бы ты все узнал, простил меня — уже не могло бы идти речи о том, чтобы оставить тебя, понимаешь. Он говорит, что с твоей стороны мне нечего было опасаться, что я действовала наверняка. И это правда: я не боялась тебя. Вот что было ужасно. ( С растущей горечью.) По сути в тот вечер я говорила с тобой не как с мужем.

Клод. Эдме!

Эдме. В этом — причина всего. Если бы ты был мне по-настоящему мужем, если бы любил меня, как любят жену, силою всего лучшего и худшего, что есть в человеке…

Клод. Худшего?

Эдме. Ты знаешь, что в этом случае я бы тебе не изменила.

Клод. Ты просто теряешь рассудок…

Эдме. Сейчас в твоем голосе — фальшь.

Клод. Доверие, которое ты мне оказала…

Эдме. Доверие!.. Чем больше любишь, тем делаешься подозрительнее.

Клод. Для натур, подобных нашим…

Эдме. Прежде всего, ты не имел права отягощать меня «прощением», которое тебе ничего не стоило.

Клод. Я не имел права защитить тебя от тебя самой?

Эдме. Это все слова. Ты был судьей и — заинтересованной стороной. Но не потому, что любил меня, нет. Не возражай; …допустим, ты меня любил… во Христе. Но ведь дело было не только во мне.

Клод. Остальное было не важно.

Эдме. А паства, а твой авторитет? Брось, сейчас ты не вполне отдаешь себе отчет: ведь в случае нашего разрыва скандал…

Клод. Он затронул бы только тебя.

Эдме. Ты не можешь думать так всерьез. Но главное… самое главное… возник такой изумительный повод развернуть свой евангелический дар…

Клод ( выпрямился, бледный). Замолчи.

Эдме. А! Я вижу, ты понял.

Клод. Замолчи… Ты все во мне разрушила.

Та же декорация. Франсис, сидя за столом, выписывает рецепт. Клод — в кресле, он погружен в глубокое раздумье.

Франсис. В общем, это нервное переутомление; стоит попринимать укрепляющее.

Клод. Успокой маму; правда, я не понимаю, как можно так переживать из-за подобной ерунды.

Франсис. Видишь ли, все дело в болезни, унесшей отца. Но тут ничего похожего. (Встает.) Вот. Два раза в день по ложке перед основной едой. А теперь, милый, мне пора бежать.

Клод. Франсис… я бы хотел воспользоваться тем, что мы одни. Но обещай, что скажешь правду, договорились? Я рассчитываю на тебя.

Франсис. Я так и думал, что тебя что-то гложет.

Клод. Речь идет только обо мне. Я хотел бы знать, как ты отнесся… одобрил ли ты тогда то, что я простил Эдме? Скажи, да?.. или ты…

Франсис. Ты же понимаешь, что я никогда не позволил бы себе иметь собственное суждение в этом вопросе. В подобных случаях каждый поступает сообразно тому, что ему велит его сердце, или совесть, или, наконец, что угодно. Признаюсь, я даже не могу уловить смысл твоего вопроса.

Клод. Был ты тогда… удивлен?

Франсис. Нет, нисколько… Зная твой характер, убеждения, мой Бог, даже твою…

Клод (многозначительно ). Ты хочешь сказать — мою профессию?..

Франсис. Да, безусловно — в той мере, в какой она отвечает твоей натуре.

Клод. Ты это нашел совершенно естественным.

Франсис. Но, дорогой, к чему ты клонишь?

Клод. Я просто хотел знать.

Франсис. Я и сегодня считаю, что твой поступок был целиком в русле твоей жизни. (Молчание.)

Клод. Благодарю, ты дал мне очень ясный ответ.

Франсис (приподнимая руками его голову). Но, в конце концов, что все это значит? Или ненароком… О, моему больному придется подождать. Я должен разобраться.

Клод. Уверяю тебя, это совершенно неинтересно.

Франсис. Что-то ты близок к неврастении. Какую же я допустил ошибку, не выпроводив этого Мишеля Сандье! Ведь очевидно же, что…

Клод. Нет. Если была в моей жизни эта двусмысленность — ее следовало развеять.

Франсис. Какая двусмысленность?

Клод. Как ты не понимаешь… Годами жить неким представлением о себе, черпать, как тебе казалось, силы в этом представлении — и обнаружить, что, возможно, ты постыдным образом ошибался.

Франсис. С чего ты это взял?

Клод (продолжая свою мысль). Возможно… И даже в этом не быть уверенным! Я больше ничего не знаю, я потерял себя. Ведь мои мысли, слова, сказанные мной тогда, должны были бы быть для меня совершенно прозрачными, я должен был бы узнавать себя в них, как в собственном жилище… Так нет, они для меня непроницаемы.

Франсис. Знаешь, у меня впечатление, что ты что-то уж очень мудришь. Но только учти, эти твои протестантские штучки далеко не безопасны.

Клод. Франсис, я каждый день имею дело с людьми, которые видят во мне свою совесть!

Франсис. Тем хуже для них.

Клод. Если мне не хватает мужества даже на то, чтобы читать в собственной душе…

Франсис. Это не вопрос мужества. (Встает.) К сожалению, я все-таки вынужден идти. Но будь осторожен: за эти глупости приходится платить, и иногда — очень дорого.

Клод. Франсис! Говори со мной как человек, а не как врач.