Арнольд Уэскер - Корни

Бити. Мама, а что мы приготовим для Ронни, когда он приедет?

Миссис Брайант. А что он любит?

Бити. Он любит бисквитный торт со сбитыми сливками, бифштекс и пирог с почками.

Миссис Брайант. Вот и хорошо, это мы ему и приготовим. Лишь бы он на живот не жаловался. У Фрэнки иногда побаливает, и у Дженниного мужа Джеймса.

Бити. А знаешь почему? Вы все едите слишком много. Лондонцы думают — мы ведем здоровый образ жизни; они не знают, что мы в себя столько напихиваем, что живот начинает болеть. Да вот хоть наш второй завтрак: телячьи котлеты, картошка, фасоль и три йоркширских пуддинга.

Миссис Брайант. А знаешь, что у Джимми Билса? Несварение желудка. Он слишком быстро ест.

Бити. При чем тут несварение желудка, когда у него между лопатками болит?

Миссис Брайант, Потому что у некоторых, такое сильное несварение, что от желудка отдает в спину.

Бити. Несварение желудка в спине не бывает, мама, ну что ты говоришь?

Миссис Брайант. Мне-то ты не рассказывай, дочка. У меня это было!

Бити. О-ой! Мыло в глаза попало, мам, дай полотенце, скорей!

Миссис Брайант подает полотенце Бити. С мытьем посуды покончено, и миссис Браиант садится на стул, расставив ноги, сложив руки и думает, что бы еще рассказать.

Миссис Брайант. Ты слышала, что тетушку Бакли забрали в психиатрическую больницу в Норидж? Бедная старушка. Чего не могу видеть — это психических. До смерти боюсь их. Даже близко подойти. Лучше проводить человека на кладбище, чем в психиатричку. Жутко смотреть, как человек теряет рассудок. Там, где я раньше жила, по ту сторону барского дома, много лет назад мы въехали на квартиру рядом с одной старушкой. У меня тогда были только Дженни и Фрэнки. И эта старушка была прямо золотой человек. Мы с ней и поболтаем и купим друг для друга чего надо, такая славная! И вот раз днем вышла я во двор анять белье и вижу: стоит в бочке с водой, по самую шею. Ей-богу! По самую шею. И глаза такие мутные! Как будто стеклянные. И смотрит прямо на меня в упор. Что тебе сказать? Я ровно язык проглотила. Стою как чурка, слова вымолвить не могу. Такая была замечательная старушка, и вдруг накатило — в бочку полезла. Я места себе найти не могла. Ей-богу! Потом мне люди рассказывали, что оца уже невпервой попадает в больницу, а потом снова выйдет. Прах его побери, ну и напугалась я! Так напугалась, что чуть вместе с ней в психиатричку не попала.

Бити выходит из-за занавески в халатике, с полотенцем вокруг головы.

Бити. Уф! Когда выйду замуж, каждый день буду принимать ванну. (Вытирает волосы полотенцем и крутит радио, останавливаясь наконец на передаче Четвертой симфонии Мендельсона.)

Миссис Брайант снимает занавеску, складывает ее, и потом они вдвоем выносят ванну в садик. Когда они возвращаются, миссис Брайант расставляет мебель по местам, Бити перед зеркалом вытирает волосы.

Бити (смотрит на себя в зеркало) . Ты только посмотри на нос и уши, какие они забавные! А руки и ноги? Так смешно торчат из туловища.

Миссис Брайант (выключая радио) . Надо выключить эту дрянь.

Бити (яростно) . Мама! Я готова убить тебя, когда ты это делаешь. Не удивительно, что я ничего ни о чем не знаю. Ты меня ничему стоящему не научила, ничему. Я никогда никаких новостей не знала, потому что ты всегда выключала радио, как только заголовки прочтут. Я никогда не читала хороших книг, потому что их не было в нашем доме. Никакой музыки не слышала, кроме танцевальной: как только классику начнут передавать, так ты выключала радио. Я даже не умею правильно говорить по-английски, потому что ты никогда не говорила со мной на серьезные темы.

Миссис Брайант. Что это на тебя вдруг нашло, дочка?

Бити. Боже милостивый, мама, ты живешь на лоне природы, но у тебя совсем нет… нет… величавости, что ли. Ты проводишь время среди зеленых полей, выращиваешь цветы, дышишь свежим воздухом, а величавости у тебя нет. Ты все болтаешь и болтаешь, и в мозгах у тебя ничего не застревает, и ты отгораживаешься от мира. Какую ты мне дала жизнь?

Миссис Брайант. Да ты в уме? Что я тебе, учительница, что ли?.

Бити. Но ты мешала. Ты не открыла передо мной ни одной двери. Даже его мать интересуется мною больше, чем ты. «Бити, — говорит она, — почему бы тебе не пойти в вечернюю школу и не поучиться чему-нибудь? Поверь мне, — говорит она, — ты никогда не пожалеешь, если станешь учиться». А тебе было все равно, куда я пошла работать и учусь ли чему-нибудь. Ты даже не думала о том, что это нужно.

Миссис Брайант. Я кормила тебя, одевала. Я тебя возила к морю. Что тебе еще нужно? Мы ведь только крестьяне. У нас здесь ничего особенного нет.

Бити. Чушь все это, чушь! Какая разница — город или деревня. Все городские девушки, с которыми мне приходилось работать, были в точности такие, как я. Безразлично — город или деревня. Чушь это. Знаешь, когда я работала в туристских лагерях, мы, бывало, садились с другими девушками писать письма и рассказывали друг другу, о чем пишем. И все мы, все до одной, начинали так: «Шлю вам весточку о себе» — и потом писали о погоде и больше ничего не могли придумать, поэтому принимались писать друг про друга и, нацарапав полторы страницы каракуль, заканчивали: «Надеюсь, что это письмо застанет вас в таком же добром здравии, в каком пребываю я». Вот и все. Больше нам нечего было сказать. Тысячи вещей происходили в этом лагере, и мы не могли найти слов, чтобы их описать. Никто из нас не мог. А нас были сотни девушек, и когда-нибудь у нас будут свои дети… А ты все рассказываешь мне про Джимми Скелтона и про старуху в бочке. Я эту историю уже раз десять слышала, не меньше. Думаешь ты, о чем говоришь? Черт возьми, ну как мне привести его в этот дом.

Миссис Брайант. Вот что, дочка, если мы Ронни не понравимся, тогда он…

Бити. Да не в этом дело, понравиться-то вы ему понравитесь. Ему большинство людей нравится. И от Стэн Мэнна он был бы в восторге. Старик Стэн Мэнн понял бы все, о чем говорит Ронни. Черт возьми! Этот старик любил жизнь. Да и потом Ронни говорит, что старикам поздно учиться. Это дело молодых. И те из нас, кто что-нибудь знает, должны учить тех из нас, кто ничего не знает.

Миссис Брайант. Как погляжу, нелегко ему тебя изменить, дочка!

Бити. Он вовсе не старается изменить меня, мама. «Нельзя изменить людей, — говорит он, — можно только дать им немного любви и надеяться, что они ее примут». Вот он и старается мне это дать, а я стараюсь понять, — понимаешь?

Миссис Брайант. Я не понимаю, при чем тут музыка.