Екатерина Бронникова - Медвежий угол

Аня. Тихо тут у вас, спокойно.

Наталья. Медвежий угол, что ты хочешь! Хотя всяко бывало. Особенно раньше. Когда я только начала работать, домик наш из пистолета обстреляли. Придурки какие-то на машине ехали, и обстреляли. Просто так. Не нашли их. Один раз пьяный мужик ночью стучится: «Где я?» – спрашивает. С электрички не там сошел и заблудился. Бывало, что водители с кулаками бросались за то, что перед ним шлагбаум закрыла. Авария даже один раз была. Правда, не в мою смену. Мишка Карабан дежурил. Под статью попал, из-за аварии-то. Его признали виноватым. Посадили. А потом, через несколько лет, почему-то опять разбираться начали и выяснили, что он по инструкции все правильно сделал, как положено. Выпустили. А что толку-то? Ему там башку-то отбили, и он того, ку-ку теперь. Раньше все по имени отчеству к нему, а теперь просто – Мишка, а за глаза и вовсе придурком лагерным зовут. Был такой хороший мужик, видный. А теперь что? Ку-ку-ку. Каждый день ходит поезда встречать, не могу, говорит, без них. Эх, сволочи, такого мужика испортили! Так что, много чего было. Это кажется, что работа не бей лежачего, а на деле совсем по-другому. А теперь ты откуда-то нарисовалась. В сарафане. А ну говори, кто такая?

Аня. Я не хочу про это говорить.

Наталья. А придется. Придется, моя дорогая. Я ведь в любой момент полицию могу вызвать. Или ревун врубить! Кроме того, у меня сигнальная дудка есть. Если понадобиться, я даже сигнал ядерной воздушной тревоги могу просвистеть.

Аня. А зачем сразу ядерной? Разве я такая страшная?

Наталья. Не страшная, а странная. И от этого – подозрительная. Вдруг ты шпионка? Или диверсантка? А это, между прочим, не просто домик у железной дороги, это стратегический объект!

Наталья смотрит на Аню испытующим взглядом, ждет объяснений. Но Аня молчит. Она с ногами забралась на стул, вся спряталась в объемную куртку, как в кокон. Становиться тихо, слышно, как тикают часы. Резко раздается стук в дверь. Аня моментально соскакивает, хватает Наталью за плечи, трясет и с ужасом шепчет.

Аня. Это он, это он! Спрячьте меня! Господи! Пожалуйста, спрячьте меня! Это он!

Наталья еле отцепляет от себя Аню, толкает ее. Она падает, роняя все со стола, роняет бак с водой, вся вода разливается. Аня не поднимается, хватает Наталью за ноги и продолжает говорить.

Спрячьте, спрячьте меня! Не отдавайте меня ему! Умоляю, не надо. Это он, это снова он!

Наталья. Господи ты, боже мой! Да кто он-то? Кто?

Снова раздается стук в дверь. Голос Мишки Карабана: «Наталья Гавриловна, у вас все в порядке?»

Аня. Кто это? Это он? Это он?

Наталья. Да отцепись ты от меня! (Отрывает от себя Аню, в сторону двери.) Миша, я сейчас, сейчас.

Карабан. Пора уже! Гудит!

Наталья. Помню я, помню! Иду!

Аня. Кто это?

Наталья. Так, ты сиди тут, поняла? Чтобы ни звука! Носа не высовывай, а то зашибу, ясно? Мне поезд пора встречать, сижу тут с тобой, ненормальной!

Натальяберет брезентовую сумку, которая висит тут же, на вешалке у двери, и выходит, закрывает Аню на ключ. Слышится сигнал – состав приближается к переезду. Все в домике начинает трястись, Аня залезает под стол, придвигает стул. Гудит проходящий поезд, грохочут колеса, Аня сжалась в комок и не двигается. Постепенно шум становится все меньше и меньше, прекращается. И снова слышно, как тикают часы. Голос Натальи: «Сегодня пройдет еще один пассажирский, так я сама его встречу. Одна. Иди, Миша, давай домой. Иди». Натальяоткрывает дверь, входит, возвращает сумку на место. Подходит к одному из телефонов, снимает трубку.

(В телефон, сухо). Драпалюк, 44‑й километр станции Потьма́. Пассажирский поезд двести пять. Без происшествий. (Пауза, весело.) А, привет, не узнала. Богатой будешь. Да нормально все. Да ничего, как обычно. Придурок лагерный? Был, как без него. Домой отправила. Да, ушел. (Пауза.) Какие посторонние? Девушка? Ищут? (Оборачивается, смотрит на Аню, затем снова сухо.) Нет, посторонних нет. Не видела. Замечаний к подвижному составу не имею. Конец связи.

Наталья кладет трубку, что-то записывает в рабочий журнал, подходит к Ане, отшвыривает стул.

Наталья. А ну вылезай! Живо вылезай, слышишь? Быстро говори, кто ты такая, что тебе надо? Почему тебя на станции ищут? Что ты натворила? Говори!

Аня не отвечает.

Ладно, ясно. Сиди там дальше. Я вызываю полицию.

Аня. Не надо!

Наталья. Вылезай из-под стола!

Аня. Он ушел?

Наталья. Кто он?

Аня. Мой муж.

Наталья. Мишка? Мишка Карабан? Какой он тебе муж? Господи! Да тебе скорую надо вызывать! Бригаду!

Аня. Не надо! Значит, это был не мой муж?

Наталья. У меня от вас будет рак мозга! Муж, да муж! Объелся груш! Карабан это был, придурок лагерный!

Аня вылезает из-под стола.

Аня. Я так испугалась, что это он! Мне так страшно! Почему все так?

Аня начинает плакать.

Наталья. Ну, ну, ну! Мне на дежурстве еще слез не хватало!

Аня плачет громче, плечи ее трясутся, куртка спадает. Она стоит в одном нижнем белье, скрюченная, мокрая, жалкая, закрывает лицо руками. Наталья нерешительно обнимает ее, прижимает к себе. Аня рыдает еще громче.

Ну, что же ты, что же ты… Матушка моя, ну не надо, не надо, не плачь. Ну? Такая красивая, молодая, а плачешь! Ну не надо, не надо, а то я тоже заплачу. Вон, и так мы с тобой все в воде, а еще, если слезами капать, так совсем потонем!

Аня. Лучше помереть, чем так жить!

Наталья. Ну что ты, что ты! Не говори так. Нельзя так. Господи ты, боже мой! Погоди, у меня же аптечка, аптечка есть. Там же валерьянка, вот, что нам надо!

Наталья поднимает куртку, накидывает на Аню, поднимает стул, усаживает ее. Из аптечки достает какие-то пузырьки, поднимает с пола посуду, остатки воды из бака наливает в кружки и изо всех пузырьков капает туда. Тихо отсчитывает капли.

Знаешь, это проверенное средство. Валерьянка, пустырник и корвалол. По тридцать капель. Двадцать один, двадцать два. На сто грамм воды. Двадцать восемь, двадцать девять. Вот, держи. Убойное средство, лучше водки. Пей.

Аня берет кружку, пьет.

И я тоже выпью, пожалуй. А то не смена, а черт-те что!

Наталья быстро выпивает содержимое кружки, и начинает уборку. Убирает пузырьки обратно в аптечку, вытирает пол, выжимает тряпку в ведро. Аня постепенно перестает реветь.

(Показывая на тряпку). Вот в этой кофте я замуж выходила. Она, правда, белая раньше была. Красивая такая. Свадебное-то платье у нас в глуши не найти. Да и толку-то от него! Одноразовое! Вот кофта у меня эта была, да юбка. Туфли сестра дала. У нас нарядные – одна пара на двоих. Занавески вон из юбки пошила. Сначала хранила, хранила всё, а потом думаю, зачем хранить-то? На память? Все что надо, я и так помню. Вот, сюда снесла, на пост. Ветошь. Обтирочный материал, как говорится в инструкции. О, точно! Погоди! Погоди-погоди!