Афанасий Салынский - Драмы и комедии

Д и н а. Да… это было бы счастье, если б нам не надо было говорить об этом.

К о р ч е м н ы й. Я — беззащитен. Нас было двое, и я виноват уже тем, что уцелел. Когда на человека сваливается такая беда, ему нелегко доказать свою правоту. Да я и не стану это делать! Принципиально. Приедет комиссия института, займутся серьезные люди. Разберутся.

Д и н а. Но прежде, чем разберутся они, я хочу разобраться сама… Андрей, пойми: если ты прав, все будет хорошо. Выяснят, проверят — и все будет по-прежнему.

К о р ч е м н ы й. Да, комиссия сделает свой вывод, надеюсь, единственно верный вывод. Но наших отношений, их чистоты уже никакая комиссия не вернет.

Входит Б е л ы ш е в, усталый, озабоченный. И Дина и Корчемный остро воспринимают его приход.

Что́ Селихов?

Б е л ы ш е в. Все еще без сознания… Я получил телеграмму. Вечером приезжает комиссия института.

К о р ч е м н ы й. Вот это хорошо.

Б е л ы ш е в (сбросив плащ). Не все в сборе, не все… Андрей, а вы успели с ним поговорить?

К о р ч е м н ы й. Коротко.

Б е л ы ш е в. Было что-нибудь важное?

К о р ч е м н ы й. Да… (Помедлив, — он понимает силу своего признания.) Селихов считает, что во всем виноват я.

Б е л ы ш е в. Вы?! Нет, нет, товарищи… Все мы сейчас неспокойны. Воздержимся от преждевременных выводов. Сейчас для нас важны только факты и документы! Я прошу вас — максимум объективности. Если победит ложная точка зрения, дальнейшая работа пойдет по ложному пути.

К о р ч е м н ы й. Это было бы печально.

Б е л ы ш е в. Печально! Разве дело только в нашей печали? Сейчас печалится множество людей. Печалятся инженеры и рабочие, которые облекли мою мысль и мысль коллектива, с которым я работал, в форму живых, послушных механизмов. Сейчас печалятся шахтеры, которые из поколения в поколение несут веру, что наука наша когда-нибудь да расправится, окончательно расправится с метаном.

К о р ч е м н ы й. Я понимаю вас, Виктор Иванович. Столько трудов — и вдруг напрасно!

Б е л ы ш е в. Мы даже не можем позволить себе так думать! Надо искать, искать… У нас есть возможность установить истину. В последнее время Николай Аркадьевич сделал ценнейшие расчеты в журнале подземной аппаратуры. Думаю, что это весьма верный ключ к решению всей проблемы. Друзья мои… я жду вашей помощи.

К о р ч е м н ы й. Виктор Иванович, на меня вы можете рассчитывать полностью. Доказать реальность вашего открытия — это сейчас единственная цель моей жизни.

Б е л ы ш е в (с лестницы). Кстати, в этом журнале можно получить некоторые данные и по электросистеме. Почему она разладилась в самый ответственный момент.

К о р ч е м н ы й. Да, да…

Д и н а. Правильно!

Б е л ы ш е в. Прошу вас ко мне.

К о р ч е м н ы й. Сейчас. Я принесу журнал. (Идет в левую комнату.)

Б е л ы ш е в и Д и н а поднимаются наверх. К о р ч е м н ы й входит, перелистывая журнал.

Какие же тут данные?.. (Положив журнал на стол, просматривает не садясь; увидал идущего мимо окна Леня, прикрыл журнал лежащей тут же газетой.)

Входит Л е н ь.

Остап Игнатьич, вас ждут наверху… Белышев, Дина…

Л е н ь. Многоликий, не морочь людям голову. Думаешь, я не разумию, что произошло в шахте?

К о р ч е м н ы й. Что вы хотите сказать?

Л е н ь. Электросистема была в исправности.

К о р ч е м н ы й. Оставьте при себе свои нелепые домыслы!

Л е н ь. То не домыслы, то факт.

К о р ч е м н ы й. В обломках ищете точности, Остап Игнатьич? А в науке превыше всего — борьба мнений.

Л е н ь. Так вот тебе мое мнение… Сегодня же ты скажешь всю правду. Или худо тебе будет, дюже худо. (Идет.)

К о р ч е м н ы й. Слушайте, Лень!

Лень остановился. Корчемный подходит.

Не слишком ли много вы берете на себя?

Л е н ь холодно взглянул на Корчемного и двинулся вверх по лестнице.

К о р ч е м н ы й идет к столу, берет журнал, еще раз заглядывает в него, потом, оглянувшись, не торопясь открывает дверцу печи, засовывает журнал в печь и направляется к лестнице. Входит Д а н и л ы ч. Заглядывает в печь.

Д а н и л ы ч. Куда, куда! (Вынимает уже обгоревший с краю журнал.) Толстота этакая… дыму наделает.

К о р ч е м н ы й. Негодная.

Д а н и л ы ч. А?

К о р ч е м н ы й. Старье.

Д а н и л ы ч. Зачем же все сразу? Можно помаленьку. (Раскрывает журнал, деловито вырывает по одному листку, комкает, чтобы лучше горело, и бросает в печь.)

Корчемный, нервничая, закуривает.

Вы, значит, вместе с Селиховым были…

К о р ч е м н ы й. Бросай, Данилыч, бросай.

Д а н и л ы ч. Пофартило вам. А в поселке говорят, будто вся ваша работа насмарку… Душой народ болеет.

К о р ч е м н ы й. Бросай, бросай!

Д а н и л ы ч. Андрей Васильевич, а что же Алешка — неужто и впрямь что напортил?

К о р ч е м н ы й. Люди разные бывают, Данилыч.

Д а н и л ы ч. Это верно.

Корчемный поднимается по лестнице и скрывается там, наверху, видимо желая послушать, что там, у Белышева, происходит. Когда он спускается, он видит Данилыча, который никак не торопится сжигать журнал. Только глубокие затяжки папиросой выдают волнение Корчемного.

А в чем же она, разница-то?

К о р ч е м н ы й (сдерживая злость). Интеллектуальный потенциал! Понятно?!

Д а н и л ы ч. Чего, чего?

К о р ч е м н ы й. Потенциал!

Д а н и л ы ч (не поняв). А…

К о р ч е м н ы й. Есть люди маленькие, а есть большие. Одни примитивны и ни на что не способны, другие умны и талантливы. Их жизнь для общества дороже, чем жизнь какого-нибудь серенького человека. (Готов взять у Данилыча журнал.) Да что же ты…

Д а н и л ы ч (не отдавая журнал). Подожди, подожди… у тебя выходит как по-старому. Один — белая кость, другой — черная. А дальше что? Ежели ты белая кость, значит, тебе и особые привилегии. Нет, ты докажи свой этот… потенциал! Так-то вот каждый возомнит, что он самый большой, самый ценный, да и начнет свою персону соблюдать, чтоб на нее и пылинка не села. А сам-то, может, и гроша ломаного не стоит!

Сверху спускается Д и н а. Корчемный спешит ей навстречу.

Д и н а. Андрей, где журнал? (Замечает журнал у Данилыча.) Данилыч! Что вы делаете?! (Бросается к Данилычу, выхватывает журнал.) Журнал… документ…

Д а н и л ы ч. Что ты! Что ты! Это же негодное. Андрей Васильевич дал сжечь.

Д и н а. Ты? (Прижимая к груди журнал, с ужасом смотрит на Корчемного.) А я… я-то думала, может, все-таки не виноват.

К о р ч е м н ы й. Да, я виноват — только тем, что хотел жить для тебя.

Д и н а. Ложь! Ты живешь только для себя.

Сверху спускаются Б е л ы ш е в и Л е н ь, за ними — А с я и К о н ы ш к о в.

К о р ч е м н ы й. А ты? Да не высший ли долг — жить, просто жить на земле?!

Д и н а (отдает Белышеву журнал). Селихов просил передать вам… Опыт — на верном пути. Причина взрыва — одностороннее управление… бездействовал вспомогательный пульт. Корчемный сбежал.