Ульяна Гицарева - Спичечная фабрика (сборник)

Катя.Ну ты сравнил…

Себастьян.Стоп! Стоп! У нас гордость к ней, ее знает весь мир. И Пушкин знает весь мир. Но Пушкин – афроамериканец, а Шакира из Колумбия.

Катя.Ваша Шакира недавно опозорилась, потому что не могла спеть гимн Колумбии, ты сам говорил. Пушкин знал русский язык, как никто до него и после него не знал. Не зли меня, Себастьян! Ты знаешь еще мало слов и мне невозможно объяснить тебе, почему слова «Пушкин» и «афроамериканец» не могут стоять рядом.

Себастьян.Потому-то ты, как все русские, просто не любишь американцев. Потому-то всех к ним зависть.

Катя.Потому что у нас есть святое.

Себастьян.Я не понял. Бог?

Катя.Пушкин.

Себастьян.Но ты же говорила, любишь Броцки.

Катя.При чем тут мой любимый поэт? У каждого любимый поэт свой. Пушкин – не любимый, он главный.

Себастьян.Вы любите один, а главный у вас всегда другой. Вы любите белый, вы плачете над их песней, вы говорите, что царь теперь святой, а главный – Ленин! Вы любите Броцки, а главный – Пушкин. Вы не помощь старый, а главный праздник, не когда родился Иисус, а когда ваш старый победил в войне… Я не понимаю, почему я Шурка, если я Себастьян и почему смеются, когда бьют!

Катя (настороженно). Кто бьет?

Себастьян.Меня поймали сегодня в дырке…

Катя.В арке?

Себастьян.В арке. Сказали, что я – Шурка.

Катя.Чурка?

Себастьян.Да, что я – чурка и улыбались. Я тоже улыбнул их. У нас всегда, когда улыбают, в ответ тоже улыбают. А они стали бить. (Приподнимает футболку).

Катя (видит многочисленные ссадины). Мужик, ну как же так…

Себастьян.Так. Так. Каждую неделю так и вот так. (Машет руками, изображая удары).

Катя.Давай я буду тебя встречать с работы, они не подойдут, если мы будем вместе.

Себастьян.Потому что у тебя коса блонд?

Катя.Ну и поэтому тоже.

Себастьян.Я – мужик?

Катя.Ты – мужик. Ты самый лучший мужик. Ты мой любимый мужик.

Себастьян.Мужик должен встречать, чтобы не били.

Катя.Но меня никто не бьет.

Себастьян.Я не могу больше. Мне надоело, я всегда здесь слабый. Ты даже в автобус говоришь за меня: ос-та-но-вите здес, пожалу-уста… Потому что не хочешь, чтоб слышали, я говорю плохо. Я всегда буду плохо! За меня всегда стыд!

Катя.Ну, мужик, миленький, а куда ты хочешь? К тебе – нельзя. А в любой другой стране мы оба будем слабыми.

Себастьян.Мы поедем в Австралию.

Катя.А почему не на остров Пасхи? Это ж край света!

Себастьян.Когда нет дома, надо бежать на край. На нем стоят все бездомные.

Первый – второе лицо единственного числа,

Второй – участник экстремистской группы, молодой парень.

Первый.Как вы их называете?

Второй.Мы никогда не говорим «чурки», «ары», «хачи». Только просто «черные». Как будто мы в гангстерской саге. Мы чистим улицы. И нужно делать это как можно быстрее.

Первый.Зачем быстрее?

Второй.Они сжирают нас, как в Штатах сожрали Детройт. Или как в Бельгии не поставили в прошлом году рождественскую елку, потому что большинство в городе мусульмане и это оскорбляет их религиозные чувства. У моей сестры в классе четверо белых, остальные черные. Ей пятнадцать, на уроках учатся читать. Я спрашиваю: а кем у них родители работают? На рынке? Сестра говорит: они не работают. Вот скажи мне, откуда деньги, чтобы тащить сюда всю семью? Мы оба понимаем, что лучше всего на их родине колосится конопля. Мы с ребятами сначала занимались в клубе ролевых игр по славянской мифологии. Я хотел чувствовать себя русским. А потом мы поняли, что нет смысла в кольчугах из консервных банок бить друг друга по воскресеньям в лесу, когда в городе такое. И мы вышли в город.

Первый.Ты думаешь, вы сможете прогнать их из города?

Второй.Я на дебила похож? Или на Гитлера, по-твоему? Гитлером только тупые малолетки прикрываются для красоты, для картинки, а не для дела. Просто они должны бояться. Они на чужой земле!

Первый.А если бы ты был вынужден поехать в другую страну и там уже тебя бы клали лицом на землю?

Второй.А я и не еду. Это честно. Вавилонской башни не построить никогда.

Первый.Зачем вы сначала им улыбались?

Второй.Мы проверяли, русский ли он. Есть много обрусевших черных. Они живут здесь давно, по-нашему. И мы против них ничего не имеем. Внешне не определить. У меня у самого волосы черные, потому что мама – украинка. Наших с детства учат не улыбаться чужим на улице и в глаза, по возможности, не пялиться. Чужой этого не знает.

Первый.Парень, которого вы били, из Колумбии. Он женат на русской.

Второй.И что? Мы смотрели за ним. Он плохо говорит. Много честно ему не заработать, мало – черный не захочет. Рано или поздно он бы сорвался.

Полдень. Мансури Тамазобкладывают цветной плиткой крыльцо.

Рядом на асфальте листок в клетку с чертежом рисунка придавлен кирпичом, чтобы не унесло ветром.

Тамаз. Э, Мансур! Куда белый плитка кладешь? Не видишь, рисунок есть! Синий клади.

Мансур (вынимает из-под кирпича листок, смотрит). У тебя тут все синий. Зачем так?

Тамаз.Один синий ручка был, синий и нарисовал. Там написано: «как флаг». Цвета как русский флаг. Ты читать умеешь?

Мансур (обиженно). Умею! Я дома лучше всех читал!

Тамаз.Так и клади, как флаг.

Мансур.Я не помню, как флаг.

Тамаз.Белый плитка, синий плитка, красный плитка.

Мансур.Тамаз… некрасиво синий и красный. Надо синий, белый, красный.

Тамаз.Им не надо красиво, надо как флаг. Очень умный, да?

Мансур.Нет. Есть давай?

Тамаз.Давай.

Садятся рядом с крыльцом, прямо на землю, под балкон, чтобы укрыться от усиливающегося дождя. У Мансура – бутылка воды и хачапури, у Тамаза – бутерброд.

Мансур (протягивает хачапури). Будешь?

Тамаз.Нет. Их хачапур, как бумага. Лучше хлеб, чем ненастоящий хачапур.

Мансур.А настоящий в твоя Пицунда? Да?

Тамаз.Да.

Мансур.Так может ты никогда не будешь в твоя Пицунда, так теперь никогда хачапур не есть?

Тамаз.Это вы тут зубом за плиту хватаетесь, а я денег достану, и домой. Нас мало, нам нельзя разбегаться.

Мансур.Сильно хорошо в твоя Пицунда?